Иноземец с черной аурой
Шрифт:
Он схватил Синая за рубашку поднял его, яростный взгляд вперился в парня, на которого жалко было смотреть.
— Я не могу быть уверенным на сто процентов, все-таки я сирота, но все же. Разве на родителях тоже не лежит ответственность за то, что их ребенок вырос не таким, как им хотелось? — громко спросил я, ни к кому не обращаясь, но Аиша сразу понял, что вопрос был обращен именно к нему.
Медленно опустив Синая, он обернулся в мою сторону. На миг я почувствовал такую жажду крови, что физически представил, как глава края прыгает в мою сторону и одним ударом сносит мне голову. Мои кулаки сжались сами по себе, я попытался
— Ты либо глуп, либо чересчур самоуверен, раз решил дерзить мне, — грозно произнес Аиша. — Не боишься, что я тут тебя и размажу?
— Такой благородный и истинный воин, как вы, не станет нападать на заведомо более слабого и израненного противника, так ведь? Настоящий воин, поднимающийся по лестнице самосовершенствования, никогда не нападет со спины, на спящего или на раненого.
— Думаешь, я не должен обращать внимания на мелкую собачонку только потому, что она слабее меня? Если я не буду ставить на место каждого, кто смеет дерзить мне, то что останется от моего авторитета? — спросил он, но при этом остался на месте с легким интересом ожидая, что же я отвечу ему.
— А разве нападение на раненого и измученного человека, который, даже будучи полностью здоровым, не сравнится с вами по силе — не навредит этому самому авторитету? Разве убийство только что победившего вашего сына в четвертьфинале бойца не вызовет справедливые вопросы у общественности? Что будет, если люди подумают, что вы таким образом просто протаскиваете сына в тройку победителей?
Веко правого глаза Аиши чуть дрогнуло, хотя лицо остается каменным, но я чувствую, как внутри него словно вспыхнул огненный шторм. Но глава края удержался и, сделав сильный вдох, а затем выдох, произнес:
— Твоя правда, но потом, после турнира мне ничего не помешает разобраться с тобой.
— Я не возражаю. Но предлагаю это сделать не где-то в поле, а на публике, на турнире мастеров.
Аиши несколько мгновений всматривался в меня, затем усмехнулся.
— Он еще не скоро, да и ты не мастер.
— К тому моменту я стану мастером.
Лицо главы края стало серьезным.
— Хорошо, я принимаю твой вызов. Встретимся на турнире мастеров, пацан.
Он бросил взгляд на Синая, сидящего с отрешенным взглядом, и, фыркнув, развернулся и пошел прочь. Я, наконец, смог выдохнуть и стереть выступивший на лбу пот.
— Зачем ты вмешался? — безжизненным голосом спросил Синай.
— Просто не люблю, когда родители заставляют детей усиленно тренироваться или учиться, лишая детства, в надежде на то, что талантливые те воплотят их мечты в жизнь. Возможно, они считают, что желают детям только лучшего будущего, но в реальности просто через них пытаются реализовать свои амбиции или мечты, которые сами в силу бездарности, лени или еще чего-то, обычно прикрываемых пространными словами о «неудачах» и «обстоятельствах», достичь не смогли.
— Это не так, — произнес Синай. — Все не так.
Я сел на кровать. Судя по крикам, представление в самом разгаре.
Осторожно ощупал себя, все тело горит от боли, но благодаря лекарям она не такая острая, так что терпимо.
— Я не был гением, и когда родился, отец, увидев мой объем ауры, был разочарован. Как только я начал ходить, он пытался тренировать меня, но увидев, что к пяти годам я не достиг и пятой части той
Я удивленно покачал головой. Оказывается, все не так, как мне казалось с самого начала. А вообще, удивительно слышать такие откровения от Синая. Поначалу он казался мне холодным, отстраненным и даже немного надменным.
— Я не хотел в это верить, не хотел принимать эту горькую правду, но я бездарность. Во мне нет и капельки таланта отца.
Я глянул на Синая. Его лицо все еще спокойное, как у профессионального игрока в покер, пустой и отрешенный взгляд направлен в одну точку, только вот при этом глаза полны слез, и с уголков по щекам они стекают к подбородку, после чего падают каплями вниз.
— Я не достоин называться сыном главы края Аиши.
Я медленно опустился обратно на кровать, продолжая в легком смятении глядеть на Синая. Сильный, надменный и холодный изначально, теперь он таким не кажется. И если подумать, то сколько ему? Пятнадцать, может шестнадцать? Он еще слишком молод. А молодые люди, пусть и с сильным характером, очень ранимы. Хоть мне и самому восемнадцать, но я прошел через многое и даже чуть не умер. А в его жизни это, похоже, первое поражение. Десять лет он потратил на тренировки, пожертвовав детством и юностью, и как бы ни был крепок человек, его решимость и воля рано или поздно под напором неудач могут быть сломлены.
Он шмыгнул носом, затем, развернувшись, лег в постель и уставился в потолок. Лицо его все такое же безразличное, и только продолжающие литься слезы указывают на истинные чувства.
Вот дерьмо! С одной стороны, это не мое дело, но и оставить его просто так не могу, хотя еще недавно мы сражались насмерть.
— Я тоже не родился гением и тем более не родился в богатой семье, где у меня был бы личный наставник. Да, я позволял себе отдыхать, но так и нужно. Зацикливаясь лишь на одном — ты быстро перегоришь и можешь потерять запал, а без запала не сможешь достигнуть цели.
Он скосил на меня взгляд, брови чуть приподнялись.
— Поражение не повод сдаваться. Все мы когда-нибудь проигрываем, и я проигрывал. Главное то, что тобою движет.
— Но я желал признания отца. И теперь, когда проиграл — этого не случится, — ответил Синай.
Ого, похоже, контакт налажен.
— Это слишком мелко. Разве нормально воину сражаться ради чьего-то признания? Признания толпы? Признания девушки? Признания родителей? Я сражаюсь ради сражений. Я просто хочу найти сильного противника, чтобы победить его. И если я проиграю, то у меня будет стимул тренироваться усерднее, чтобы все-таки победить того, кто одолел меня.