Иноземец

Черри Кэролайн Дженис

— Но не для хасдравада, — вставила Чжейго.

Хасдравад выбрал ее сына (как говорили сплетни, она во всеуслышание сожалела, что не сделала аборт, пока была такая возможность); а затем, когда ее сын был убит, хасдравад забаллотировал ее второй раз, добавив к горю оскорбление, игнорируя заявленные ею права на наследование власти, — и отдал предпочтение ее внуку Табини.

— Она благоволит к Табини, — сказал Банитчи. — Что бы кто ни говорил. Она всегда к нему благоволила.

В семьдесят два года она свалилась с седла на охоте. Сломала плечевую кость, сломала руку

и четыре ребра, поднялась и поскакала дальше, пока зверь не был загнан.

А потом исколотила рукояткой хлыста распорядителя охоты за поврежденную шкуру своего бесценного чистокровного скакуна-матьявы — так гласила легенда.

— Судя по ее репутации, — осторожно заметил Брен, — она не отличается терпением.

— О-о, терпения у нее хоть отбавляй, — сказала Чжейго. — Если ей хочется такого, для чего нужно терпение.

— А правда ли то, что говорят о наследовании?

— Что отец Табини-айчжи погиб от руки убийцы? Да, правда, — сказал Банитчи.

— И виновных не нашли, — добавила Чжейго. — А искали очень умелые люди.

— У них не было никакого ключика — кроме удовлетворения вдовы, продолжал Банитчи. — Что не является достаточным доказательством… В конце концов, не у нее одной были такие мотивы. Но ее личная охрана — не пустяк.

— С лицензиями? — спросил Брен.

— О да, — ответил Банитчи.

— Большинство ее телохранителей старики, — заметила Чжейго. — Слегка отстали от времени.

— Сейчас — да, — возразил Банитчи. — Но я не сказал бы, что они были отсталыми тогда.

— И в такое вот место Табини-айчжи посылает меня для безопасности?

— Вдовствующая айчжи действительно благоволит к нему, — сказала Чжейго.

— Скажем так, во многих отношениях, — уточнил Банитчи.

* * *

Самолет ударился колесами о посадочную полосу под слепящим проливным дождем — другие рейсы переадресовывали на равнинный аэропорт. Так сказал Банитчи. Но экипаж личного самолета айчжи не отвернул с трассы. Двигатели переключили на обратную тягу, колеса с визгом протормозили по мокрому покрытию полосы, самолет четко повернул направо и, сверкнув, быстро покатился к маленькому аэровокзалу.

Брен угрюмо смотрел через иллюминатор на дождь, на охрану и грузовики, торопливо устремившиеся к самолету айчжи, — на Мосфейре ему бы не устроили такого многолюдного приема. Но, с другой стороны, люди, встречающие его на Мосфейре, не носили бы оружия.

Он отстегнул ремень, поднялся со своего места, не выпуская из рук компьютера, и, когда пилот открыл дверь, пошел вслед за Банитчи к выходу, а Чжейго шагала по пятам как сопровождающее лицо.

В дверях остановились. Дождь сыпнул в лицо, мелкий и густой, как туман, — казалось, дышишь уже не воздухом. Дождь вымочил покрытие рулежной полосы, затянул окружающее серой вуалью, и озеро — оно было видно из аэропорта — сливалось с небом без четкой грани, а горы вокруг него вырастали тенями на фоне неба.

Брен подумал, что Мальгури должен стоять где-то на этих высоких берегах, прямо над озером.

— За нами отправляют автомобиль, — прокричала Чжейго ему в ухо — в руке она держала карманную

рацию. Аэродромная команда тем временем катила передвижной трап, чтобы они могли сойти. На трапе не было навеса от дождя, как в шечиданском аэропорту. Придется, видно, скакать бегом по ступенькам и мчаться ко входу в аэровокзал.

Надо полагать, если бы на борту был Табини, так они уж нашли бы навес. Или хоть автомобиль подогнали ближе.

Раскатился гром, в мокром бетоне отразились молнии.

— Благоприятное предзнаменование, — пробормотал Брен, который вовсе не горел желанием выходить на металлическую лесенку, когда молнии сыплются так часто. Но тут трап ударился в борт и качнул самолет; внутрь захлестнул дождь, холодный, как осенью.

Встречающие (в дождевиках!) закричали и поманили их наружу. Банитчи вышел. «Черт», — ругнулся про себя Брен, нырнул в дверь и заторопился следом, цепляясь за холодный и скользкий металлический поручень, вздрагивая, когда молния освещала ступеньки и бетон внизу, а над головой раскатывался гром. «Сгорим тут все, как свечка». Он добрался до низу и с облегчением соскочил с металлического трапа, заметил Банитчи в открытой дверце фургончика и, стараясь не поскользнуться на гладкой бетонке, побежал туда — а Чжейго тем временем тарахтела по ступенькам у него за спиной.

Наконец он добрался до укрытия. Тут же появилась Чжейго и шлепнулась на сиденье. На ее черном лице блестели капли дождя. Водитель фургончика вышел наружу, чтобы закрыть за ними дверцы, и застыл, уставясь на Брена округлившимися глазами. Холодный туман, клубясь, заползал в салон. Видно, никто не сказал водителю, что среди прибывших есть землянин.

— Закрывайте! — рявкнул Банитчи.

Промокший водитель грохнул дверцей и кинулся бегом на свое место.

— Там еще Алгини и Тано, — напомнил Брен, когда водительская дверца захлопнулась, и наклонился, чтобы поглядеть на самолет через забрызганное каплями стекло.

— Они привезут багаж, — успокоила его Чжейго. — На другой машине.

«На случай бомб», — угрюмо предположил Брен.

А водитель тем временем отпустил тормоз, включил передачу и оживленно пустился в явно стандартные словесные любезности, вроде «Добро пожаловать в Майдинги, Жемчужину Гор»; отрепетированный и обкатанный речитатив лился и лился, описывая самое благоприятное взаимное расположение гор, соответствующее счастливой космической гармонии, а также бесконечно полезное воздействие горных родников там, наверху, над озером, истинным Зеркалом Небес.

В данный момент Зеркало Небес ничего не отражало. Дождь разбивал на мелкие кусочки утонувшие образы зданий и серую пустоту за стеклом, автомобиль мчался — Брен ожидал, что они остановятся у аэровокзала и сядут на поезд до Мальгури, но фургончик пронес их мимо входов в здание — одного, второго, третьего — направляясь к проволочному забору и озеру.

— Куда мы едем? — спросил Брен, бросив встревоженный взгляд на Банитчи. «Конечно, — думал он, — Банитчи воспротивится этому странному отклонению, хотя, может быть, мы все в опасности и надо просто сидеть и держать язык за зубами…»