Инспектор и бабочка
Шрифт:
Странная мысль об отцовстве застает Икера врасплох, прежде он не думал о собственных детях, считая все разговоры о них преждевременными. Помнится, Лусия хотела детей, но это не было магистральной темой их отношений. Романы с другими женщинами были так приблизительны и скоротечны, что до жизненных перспектив, связанных с возможным прибавлением в семействе, дело не доходило. И вообще… Дети — не его история, так думал Икер вплоть до последней минуты. До сердечек. До кривоватой умилительной надписи на форзаце.
Он скучает
Скучает даже больше, чем по Дарлинг, Исмаэль в этом контексте вообще не рассматривается. Неприязненное чувство, которое Субисаррета (здесь и сейчас) испытывает к чернокожему, можно охарактеризовать одним словом – зависть. У Исмаэля есть все – талант, саксофон, два любящих существа, две женщины – взрослая и маленькая. Ему удается идти по жизни, не расплескивая все то, чем щедро одарила его судьба – ни одной капли любви не пропало понапрасну, ни одной капли привязанности. А что есть у Субисарреты?
Дурацкая шляпа.
Иерай Арзак и норная собака Микель, которых даже друзьями не назовешь. Их связывает с Икером только работа, вычти из жизни работу, что останется? Встречи раз в полгода за кружкой пива, разговоры о женщинах, на которых вечно не хватает времени; разговоры о футболе. А ведь Субисаррета понятия не имеет, за какую команду болеет Микель.
До сих пор не удосужился спросить.
Альваро болел за «Барселону». Альваро – его единственный настоящий друг, вот и все, что успел приобрести Субисаррета за тридцать пять лет. Но Альваро мертв, а малодушный Икер так и не решился никому об этом сообщить, он продолжает кутать несчастного Борлито в красную пижаму пришлого англичанина. Называет мертвеца Кристианом, но ведь это Альваро, Альваро!
Что сказала бы философичная, рисованная Мафальда, узнав о случившемся?
Шеи у жирафов не такие длинные, как их не вытягивай, истины все равно не разглядишь. Если не хочешь принять до конца одну-единственную: твой друг мертв.
А что сказала бы Лали?
Ангелы мудрее, чем люди, но никогда не оставляют адресов, по которым их можно найти. Вот и Лали не оставила адреса, и это делает сердце Субисарреты похожим на любое из трех сердечек на форзаце: есть только контур, а внутри – пустота.
Никогда еще инспектор не чувствовал себя таким одиноким.
Впрочем, его одиночество закончилось ровно в тот момент, когда зазвонил мобильный.
– Шеф?
– Привет, Микель. Какие новости?
– Я съездил в «Макдоналдс» на Травесия де Гарбера. Вы как в воду смотрели – там есть «МакАвто». И одна милая девушка по имени Исабель вспомнила красную ретромашину. Но тех, кто был в машине, она не разглядела, верх был поднят. Вот, собственно, и все по «Макдоналдсу».
– Не густо.
– Теперь что касается яхты. Мне удалось поговорить с Серхио Домингесом. Мрачный тип, из него лишних двух слов не вытянешь. Разговаривали недолго, о хозяине практически ничего узнать не удалось. Он бывает в Сансе не чаще одного-двух раз в год, последний раз приезжал в марте, один. Любит рыбалку, именно для этого ему и нужна
– Дорого же ему обходится ловля сардин!
– Я тоже так подумал. Но там не только сардины – скумбрия, анчоусы и даже мраморные скаты. И акулы – им удалось подцепить парочку акул. Об этой рыболовной фигне Серхио распространялся охотнее всего. А когда дело дошло до хозяина – сразу же затих. Только сказал, что в личную жизнь хозяина нос не сует, тот исправно платит ему за услуги – и ладно. Его дело – следить за яхтой, а остальное его не касается.
– А что входит в понятие «остальное», ты у него не спросил?
– Поинтересовался осторожно. Пару-тройку раз в год приезжают друзья хозяина, о чем тот предварительно уведомляет звонком. Задача Серхио – обеспечить им комфортный отдых на воде, если таковой потребуется.
– И что это за друзья?
– Просто друзья. Никого толком вспомнить не смог, и даже мое удостоверение не освежило ему память. Сказал, что разговаривать будет только в присутствии адвоката, если нам есть что ему предъявить. А нам есть что ему предъявить?
Возможно, Субисаррета допустил ошибку, направив на встречу с капитаном яхты Микеля, но вряд ли ему самому удалось бы узнать больше. Инспектору был хорошо знаком человеческий тип, к которому принадлежит Серхио Домингес. Рот таких людей плотно заткнут не пачкой купюр, а кляпом, свернутым из белоснежного платка. На платке вышит плющ – символ личной преданности.
– Но хотя бы фото поляка ты ему показал?
– Да. Это единственное светлое пятно во всей истории. Стрингер Ян Возняк был опознан им как владелец яхты. Вот и все, что удалось узнать.
– «Кандела Азул» приписана к яхт-клубу, который расположен в порту Пасахес?
– Да. Я заглянул в местный бар и порасспрашивал персонал о Серхио. Он появляется там нечасто, всегда заказывает виски «Джек Дэниэлс» и скуп на чаевые. Не был замечен ни в одной компании, ни с кем особенно не общается, но слывет хорошим яхтсменом. Часто ночует на яхте, хотя у него есть квартира в городе.
– Пасахес ведь ближе к Ируну, чем к Сан-Себастьяну, нет?
– Понимаю, к чему вы клоните, – Микель хохотнул в трубку. – Ищете связь между Виктором и Серхио? Нет, у него квартира в Сансе, а Виктор уволился еще до того, как «Кандела Азул» появилась в Пасахесе. А прежде чем обосноваться на яхте, Серхио вроде бы работал тренером в одной из школ яхтенного мастерства. Но это – непроверенные сведения. Мне копнуть поглубже?
– Имеет смысл, – помолчав пару секунд, сказал Субисаррета. – Не нравится мне, что «форд» Виктора и яхта Серхио трутся друг о друга боками. Это может быть случайностью, но я не очень верю в такие случайности. Кстати, что удалось узнать о «форде»? Когда он появился на территории яхт-клуба?
– Отсмотреть пленку с видеокамеры на въезде я пока не успел, это займет какое-то время… Но в баре Виктора никто не видел. Скорее всего, он сразу проехал на причал…
– А что потом? – хмыкнул Субисаррета. – Переоделся в водолазный костюм и пешком по дну добрел до Биарицца?