Инспектор и бабочка
Шрифт:
– Разве?
– Вы ведь сформулировали свой вопрос по-другому. Вы намекнули на то, что якобы видели меня, не уточнив, где именно. И добавили, что у вас хорошая память на лица. А я всего лишь сказала, что она вас подвела.
– То, что вы не видели меня, вовсе не означает, что я не видел вас.
– Где же?
– Э-э… Маленькая кофейня под названием «Старая подкова».
Почему он назвал именно это место, а не, к примеру, Рыночную площадь или башню Белфорт, где толкутся тысячи людей? Почему не
– Что-то не припомню такой кофейни… Это ведь простительно? Мы много путешествуем, и если бы я запоминала все заведения, где приходилось пить кофе… Уфф… Это какое-то особенно выдающееся место?
– Просто кофейня…
– Знаменитая тем, что вы увидели в ней меня? Поверьте, я не совершила ничего противозаконного. Ни в Брюгге, ни где-либо еще. Меня не разыскивает Интерпол, за мной не ведут охоту ни ФБР, ни… та организация, которую в мире привыкли называть КГБ, и… у меня безупречная биография.
Субисаррета повел себя как дурак. Улыбка Дарлинг – совсем близко, она сверкает на солнце подобно золотой рыбке в прозрачных водах, но подцепить ее на крючок не представляется возможным. Так же как и саму русскую.
– Охотно верю вам, Дариа.
– Знаете что? С русскими именами вы справляетесь не очень. Зовите меня Дарлинг, это не так режет слух. А вас я все же буду звать инспектор. Чтобы не забывать, что вы всегда находитесь при исполнении. И любое, сказанное мной слово, может обернуться против меня.
– По-моему, вы излишне драматизируете. К вам у меня нет никаких претензий.
– Надеюсь. Инцидент с Брюгге можно считать исчерпанным?
– Разумеется.
С тех пор как «Candela Azul» покинула причал, прошло минут десять, а Субисаррета еще не видел ни Исмаэля Дэзире, ни маленького ангела. Есть ли на яхте еще кто-нибудь, кроме семейки из Швейцарии? Наверняка. Управлять яхтой – большое искусство, вряд ли оно по силам саксофонисту и восьмилетней девчонке. Отсюда, с кормы, яхта просматривается лишь в незначительных подробностях, единственное, что видит Субисаррета, – небольшой столик прямо перед трапом, ведущим вниз (к каютам или каюте), и три складных деревянных кресла из комплекта садовой мебели. На каждом из них лежит по веселенькому клетчатому пледу.
– Вы поможете мне открыть вино, инспектор?
– Конечно.
Пока Икер возится со штопором и бутылкой, Дарлинг достает из корзины фрукты, орешки и тонко нарезанный сыр; последними извлекаются два узких высоких бокала. После того как импровизированный стол накрыт, Дарья садится на ближайшее к трапу кресло и забрасывает ногу на ногу.
– Отличный день, не правда ли, инспектор?
– Для меня он был довольно хлопотным. Учитывая вчерашний вечер и обстоятельства, при которых мы с вами познакомились.
– Убийство,
– Расследование только началось, так что вопросов больше, чем ответов. Хотя и вскрылись некоторые любопытные подробности…
– Относительно покойного?
– И покойного тоже. А так же кое-кого из его окружения. Гостиничного окружения, я имею в виду.
Лицо Дарлинг по-прежнему безмятежно, глаза полуприкрыты. Она наслаждается солнцем и легким бризом, и ничто не может этому помешать, а уж тем более такая малость, как разговор об убийстве.
– В преступлении замешан кто-то из обслуги?
– Я бы не был так категоричен, но… Скажем, кто-то из обслуги знает об убийстве больше, чем кажется на первый взгляд. Вам знаком Виктор Варади?
– Кто это?
– Ночной портье «Пунта Монпас». Скромный юноша с длинными волосами, любитель мармелада. И кажется, любитель кошек.
– Погодите… Я знаю этого юношу. Несколько дней назад он передал две маленькие банки консервов для наших ориенталов.
– Зачем?
– Откуда же мне знать?
– Вы не просили его купить консервы?
– Нет, конечно. Я думаю, это был жест симпатии. Тем более вы сказали, что портье – любитель кошек. Это все объясняет.
– Ночной портье был знаком с вашими кошками?
– Не думаю. Кошки ведь остаются в номере, когда мы уходим на прогулку.
– Вы запираете их?
– Мы закрываем номер.
– И из номера не выходят?
– Мы закрываем номер.
– Девочка искала одну из ваших кошек в номере, где произошло убийство, – Субисаррета еще не решил, стоит ли говорить Дарлинг о вторжении ориенталов к Виктору Варади на ресепшен. – У нее были основания для поисков?
– Лали ведь никого там не нашла, не так ли? Кошки были со мной.
А еще – с Виктором Варади в утро убийства. Он поднимался по лестнице, а кошки сопровождали его, точно так же… как сопровождали саму Дарлинг прошлым вечером! Субисаррета как-то упустил этот момент из виду, но теперь почему-то вспомнил.
Кошачий эскорт имел место в обоих случаях. Но в случае с Виктором он закончился окровавленной рубахой в корзине с грязным бельем. Что за тварей привезла эта семейка в расслабленный летний Сан-Себастьян?
– Судя по всему, это какие-то необычные кошки…
– Мы очень привязаны к ним, – уходит от прямого ответа Дарлинг. – Я и дети.
– Дети?
– Простите… Я так давно с ними, что привыкла считать Ису ребенком. Хотя он, конечно, никакой не ребенок. Вполне взрослый и самостоятельный человек.
– Насколько давно?
– Последние пять лет мы не расстаемся. С тех пор как погибла их мать.
– Она была вашей родственницей? Подругой?
– Можно сказать и так. Подругой, да.