Инспектор Уэст сожалеет
Шрифт:
— Хорошо. А медсестра надежна?
— Да, сэр. Она часто работала у нас. Так что можно быть вполне уверенными в ней. Даю слово, — с самым искренним видом продолжал Гарденер, — что я совершенно не сплю во время дежурства. Мы никого не впускаем за дверь, если не знаем этого человека в лицо.
Недавно сюда явился какой-то тип, так он буквально взбесился, когда я не пропустил его к мистеру Келему. Я не стал следить за ним, сэр, потому что тогда мне пришлось бы оставить квартиру без присмотра, а я решил, что этого делать
Гарденер улыбнулся, что-то припоминая.
— Он мне показался еще немного шумным, сэр, и разговор у него был точно такой, как у Александра, та же манера выражаться. Нет, это был не мистер Александр, — продолжал он, подмигивая, — я не ошибся бы, можете не беспокоиться. Он назвался врачом. Но это был какой-то необычный врач, так что я сказал ему, что весьма сожалею, но…
— Он не назвал своего имени?
— Нет.
— Это был высокий, хорошо одетый господин с седыми волосами и красивым лицом?
— Провалиться мне на этом месте, если это не так! Вы его описали тютелька в тютельку!
— В таком случае это сэр Рандольф Мерлин, — слегка улыбнулся Роджер. — И я думаю, что вы не очень-то обрадовали его своим отказом пропустить к больному.
Увидев огорченную физиономию Гарденера, Уэст расхохотался.
— Не огорчайтесь. Вы и не могли знать, кто это. А он должен был представиться, назвать свое имя. Пропустите его, если он придет еще раз, но не оставляйте мистера Келема один на один с кем бы го ни было. Это приказ.
— Все ясно, сэр.
— Помните, я вас предупредил. А теперь мне надо поговорить с мистером Келемом.
Он подошел к дверям спальни Келема, постучался и, услышав «войдите», вошел внутрь.
Келем полусидел в постели, возле него стоял поднос с завтраком. На голове Келема была повязка, закрывавшая один глаз. Однако рубцы на подбородке и щеках затянулись.
Увидев Роджера, Келем улыбнулся и жестом пригласил его сесть.
— Входите, инспектор! Я все ждал, когда же вы удостоите меня своим посещением. Я должен поблагодарить вас, — добавил он, когда Роджер сел, — за то, что вы разрешили мне возвратиться домой. Дома, конечно, лучше, чем в больнице, а ваши люди заодно делают полезное дело: не пускают сюда докучливых корреспондентов.
— Я рад, что от них есть какой-то толк! — рассмеялся Роджер.
— Они весьма внимательны и даже довольно-таки деликатны, — продолжал Келем. — Разумеется, я понимаю, что под предлогом моей охраны они фактически держат меня под негласным арестом, но в данное время я еще слишком слаб, чтобы расстраиваться по этому поводу. Меня тревожит только состояние моей жены. Блэр должен был приехать и рассказать, как ее здоровье.
— Блэр попал в аварию и сломал себе руку, — пояснил Роджер. — Вернее, вывихнул ее. Ничего особенно серьезного, но он в больнице. Миссис Келем здорова, я видел ее вчера вечером.
— Понятно. Вы пользуетесь моей беспомощностью, чтобы провести тщательный
Я сожалею лишь об одном, инспектор, — добавил он добродушно, — что вы не хотите быть откровенным со мной. Я уже говорил вам, что хочу быть полезным во всех отношениях. И, должен признаться, для меня тяжело быть подозреваемым в убийстве собственного сына.
— Ни в чем подобном вас не подозревают, — совершенно искренне заверил его Роджер. — Но все же необходимое расследование должно быть произведено.
Ему было ясно, что Келем пытается выяснить истинную причину интереса, проявляемого полицией к его особе.
Однако в планы Роджера не входило открывать свои карты.
— Есть одно дело, в котором вы могли бы помочь мне…
— Какое именно? — спросил Келем.
— Сэр Рандольф Мерлин, естественно, не желает сообщить мне, какой препарат ваша жена… наркотик…
Он не договорил, потому что Келем внезапно изменился в лице. Он выпрямился, вцепился руками в край одеяла, губы его сжались, а единственный глаз гневно сверкнул. Роджер впервые заметил сходство между ним и Александром.
— Она тяжело больна! — выкрикнул он. — О никаких наркотиках не может быть и речи.
— Очень жаль, что вы так восприняли мой вопрос. Никто, кроме полиции, об этом знать не будет. И если вы не ответите на мой вопрос сейчас, я ведь все равно узнаю это другим путем. А откажется отвечать Мерлин, придется созывать врачебный консилиум. Я думал, что вы предпочтете поменьше шума.
— Повторяю, наркотики не имеют никакого отношения к моей жене.
В комнате повисла напряженная тишина. Из холла донесся шум пылесоса. Роджер вздрогнул от неожиданности, а Келем посмотрел на дверь. Он еще не овладел собой, о чем свидетельствовали сжимающиеся и разжимающиеся пальцы.
И Роджер вдруг понял, что он близок к цели. Он не рассчитывал легко перебороть Келема, но ему стало ясно, что тот знает, что его жена страдает от наркотического отравления, причем это каким-то образом связано с той тайной, которая окружала его самого.
— Неужели нельзя прекратить этот шум! — закричал Келем. — Каждое утро я должен выносить эту пытку. Велите им выключить этот чертов пылесос!
— Скоро все и так успокоится, — попробовал было уговорить Келема Роджер, но тот упрямо повторял:
— Прекратите шум!
Совершенно неожиданно Келем сдался. Роджеру оставалось только пойти к дверям, потому что у Келема началась форменная истерика.
Пылесос гудел у самой двери, так что ее створка даже стучала по аппарату. Роджер не смог перекричать гудение мотора, и ему пришлось похлопать девушку по плечу. Она выпрямилась и повернулась к нему. Прежде чем до него дошло ее намерение, она подняла ногу, чтобы ударить его в живот. Он заметил это и успел уклониться от удара, но при этом не сумел удержаться на ногах, и она ринулась мимо него в спальню.