Инсталляция
Шрифт:
— Пора, — поднялся, взмахнув плащом, Король и задержал взгляд на писателе. — А это что за бананчик?
— Пап, это Александр Рассветов. Он со мной.
— Кто? — нахмурился Луи на «мальчиков». «Мальчики» спешно порылись в телефонах и покачали головами. — Нет? Исправим после выступления.
— Спасибо, пап!
Луи волевым жестом распахнул дверь, и все четверо поспешили вслед его семимильным шагам по коридору. Было в этом что-то от выхода на боксёрский ринг. Ангелина умудрялась поспевать, не отрываясь от смартфона, но на развилке подняла глаза и придержала Александра за рукав. Процессия встала. Король эффектно, со
— Удачи мне.
— Удачи тебе, пап!
— Всё верно, молодчинка…
За кулисы Луи прошествовал под тяжестью четырёх взоров. Александр оглядел своих спутников и подивился, что никто никуда не спешит. Более того, все двинулись по неостывшему следу Короля, лишь когда прошла приличествующая минута. Как-то сразу, без переходов и дверей, перед Александром образовалась изнанка машины с лохмотьями проводов, мерцающими кнопками, лампочками, подвижными механизмами. Слышно было каждый всполох пиротехники, шипение дым-машин, ритмичный стук подошв по сцене. Отсюда, из закулисья, музыка звучала так, будто её включили на хорошем, но телефоне.
Почти вся массовка уже работала на сцене. Луи дожидался своего часа на трёхступенчатой лесенке на сцену, механически пританцовывая в такт барабанам; лицо его окаменело, жилы на шее то вздувались, то втягивались обратно.
— Александр… — деликатно тронула писателя за руку Ангелина.
— Да?
— Подождите, пока я договорюсь с мостиком.
Не понимая, о чем речь, тот кивнул. Девочка убежала в малоосвещённую даль закулисья.
Грянул мощный аккорд, взорвавшийся разноцветными искрами из генераторов — это Король Звёзд одним отточено-плавным движением влетал на сцену. Писатель успел выхватить его лицо, на микросекунду, как вспышкой. Вся напряжённость растаяла в сверкающей, открытой миру улыбке. Когда-то отрепетированная, она кислотой въелась в личность, чьё отражение на экране давным-давно заменило оригинал. Александр потянулся за Луи, тщась не упустить случайный шнурок откровения, выглянул на сцену из-за какой-то опутанной проводами башни и — угодил в бездну. Страшную, безмолвную, что впитывает и воспринимает, возвращая обратно лишь холодный, испытывающий интерес. Мириады чёрных, без белков, глаз воронкой стягивались на Короле, но их пожирающая энергетика обдала по касательной и писателя. Душу объял голодный огонь, тело затрясло как запутавшуюся марионетку, пока Александра не приложило плечом о башню с проводами. Непонятно, что изменилось — ракурс, или восприятие самого Рассветова, но… глядя, как Луи пританцовывает, подбоченившись, он понял, что это камуфляж стрельнувшей поясницы. Старый толстеющий Король был великолепен и пуст. Весь артистизм шёл от мышечной памяти, блеск глаз давно перетёк в перламутровый костюмчик — питон сбросил блистательную чешую, а сам давно уполз.
На том шнурок лопнул. Необычайно отчётливо ощущая собственное тело, Александр попятился как можно дальше от сцены, и его остановила рука Ангелины.
— Пойдём!
Оказалось, в малоосвещённой дали закулисья таился закуток с уходящей вверх крутой лестницей. Лишь поднимаясь по вибрирующим ступеням Александр осознал, что над головой у него всё время висело целое огромное помещение. Там, на небольшой платформе, зевал тип в костюме и потешных из-за окружающей полутьмы чёрных очках. Дверь за отошедшим секьюрити поприветствовала табличкой «Вход категорически
— И правда, мостик, — выдохнул писатель.
Боком от него тянулись ряды компьютерных столов, где работали сосредоточенные, как пчёлы, операторы. Правую стену заменяло огромное панорамное окно на зрительский зал, перед которым чернело кресло со спинкой выше затылка. Десяток склонившихся к нему, подобно советникам, экранов передавали ракурсы со сцены. Ангелина тихонько встала справа от кресла.
— Три минуты, зал спокоен, всё по графику, — раздался из-за спинки жёсткий, немного зажатый голос.
Александр подобрался слева и осторожно заглянул внутрь, где, ногами в окно и с щекой на ладони, сидел невыразительный человек. Скучный костюм с брюками темнее пиджака, линия волос, сдающая позиции высокому лбу, очки в первой попавшейся оправе — и предельная концентрация серых глаз за линзами. Мужчина успевал следить за всеми мониторами, то приближая, то отдаляя изображения встроенным в подлокотник пультом, прикрикивать на операторов: «выше софит, на пять градусов правее!», «погода, погода не изменилась?», «процент синхронизации подтанцовки?», но ни на миг не отвлекался от главного — того, что мерцало за окном.
Невидимые динамики доносили звук со сцены — минус и пение самого Кайлова. Не фонограмма, с некоторым удивлением разобрал Александр. Голос Короля подрагивал, изредка проскакивала четвертьтоновая фальш, какую ухо не поймёт, но мозг уловит. Безмолвная масса за окном препарировала артиста как лягушку. Холодный колышущийся интерес сочился даже сквозь панорамное стекло второго этажа.
— Держись, Луи, ещё немного… — прошептал человек в кресле и поднял голос: — Гранд-финал! Пятисекундная готовность!
Напряжение сковало операторов в единый механизм. И вот оно: в нежном, ускользающем танце закружилась светомузыка, ожила, медленно потухая, пиротехника. Подтанцовка опала подобно осенним листьям, завершая собственную драматургическую линию. Луи Кайлов взял последнюю ноту. Человек в кресле навёл на артиста максимальное приближение. Луи поклонился аудитории с выражением, предвосхищающим овации. Ответом ему была тишина. Александр кожей ощутил, как рассеивается чудовищная воронка вокруг артиста.
— Смогли… — проговорил человек в кресле не слишком уверенно.
Король смахнул обильный пот, поклонился уже мелко, подобострастно и, давя улыбку, засеменил на выход.
— Мы смогли! — обрушился кулак на подлокотник. Операторы с впечатляющей синхронностью включили фанфары на компьютерах и рассмеялись.
Александр попробовал найти ответ в глазах Ангелины, но та лишь восторженно пританцовывала. Человек облегчённо растёкся по креслу, с улыбкой кивнул Ангелине и наткнулся взглядом на кого-то по левую руку. Вглядевшись в лицо, он протянул руку.
— Уважаю ваше творчество, Александр. Извините, что не вставая.
Писатель ответил польщённым рукопожатием, и человек с наслаждением вжался затылком в спинку кресла.
— Зрители… — расправил он рукава пиджака. — До сих пор не привык к ним, а я ведь даже не на сцене.
— Представляю, — прошептал писатель скорее себе.
— Знаете, Александр, когда-то мне казалось, что они ненавидят меня. Я стольких не дал им пожрать! Но теперь, спустя двадцать лет в профессии…
— Уже так не кажется?