Инстинкт женщины
Шрифт:
Она была уверена, что Акпер увел девочку к Рашковскому. Она была в этом абсолютно уверена. И поэтому, ощущая почти физическую боль, словно Рашковский изменял ей с другой, вышла из номера и, пройдя немного по коридору, неожиданно столкнулась с Валентином Давидовичем.
— Вы еще здесь? — удивился он.
— Леонид Дмитриевич разрешил мне уйти к себе в номер…
«Значит, он еще не дошел до своей красавицы», — подумала она. Ей было неприятно смотреть на него. Сейчас он отправится к этой диве. Ясно же, такие деньги могли заплатить только для самого Рашковского.
— Вы будете спать? — вдруг спросил
Он еще издевается. Она взглянула на него с вызовом. Но, очевидно, вызов не очень получился — она думала о красавице, которая его ждет.
— Нет, — сказала она, — я пойду погуляю по городу. Если, конечно, мне разрешит Леонид Дмитриевич.
— Вы бывали раньше в Стамбуле?
— Нет, — ответила Марина. Так будет лучше, решила она.
— Может быть, вы разрешите мне вас сопровождать?
Прошло несколько секунд, пока она поняла, что он ей сказал. Он хочет уйти с ней. От той?! Она почувствовала, как кровь ударила в голову. Значит… В эту секунду она забыла обо всем на свете. В эту секунду она почувствовала себя настоящей женщиной. Только женщиной. Она даже распрямила спину от сознания своего счастья. Значит, она не старая развалюха. Он предпочел ее этой невероятной красавице.
— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал он, улыбаясь.
— Да, — сказала она. Господи, но разве такое бывает в жизни. — Да, конечно, да.
— Тогда ждите меня на улице, перед отелем, — попросил Рашковский. — Я постараюсь улизнуть от охраны.
— Конечно, — она все еще не могла прийти в себя.
Когда она вошла в свой номер и взглянула на себя в зеркало, то сначала не узнала себя. Там стояла другая женщина. Она стала словно выше ростом и светилась изнутри. И именно в этот момент позвонил проклятый Циннер.
— Это семьсот двадцать первый номер? — спросил он своим гнусавым голосом.
— Нет, — крикнула она, — это мой номер. Вы, как обычно, ошиблись.
Сказка кончилась. Она вышла из номера и, сдерживая себя, осторожно закрыла дверь. В номере Циннера она пробыла несколько минут, рассказав о Симаковском и втором незнакомце, который к ней обернулся. Она описала его настолько подробно, что Циннер удовлетворенно кивнул:
— Это Юрий Ильич Перевалов. Один из факсов, которые вы отправляли, был адресован ему. А второй — Симаковскому. Значит, они находятся в самых близких контактах с преступными группировками. Это уже не вызывает никаких сомнений.
Ей все это было уже неинтересно.
— Я могу подняться к себе? — спросила она с вызовом.
— Да, — сказал Циннер, — спасибо. Завтра вечером я вам позвоню. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. — В конце концов, сегодняшняя ночь была ее личным делом, никак не связанным с работой. И об этом не обязательно докладывать Циннеру. Она поднялась к себе в номер, успела переодеться и выйти на улицу. Под фонарем мелькнула высокая фигура. Рашковский терпеливо ждал ее. Она улыбнулась. Пошли все к черту, подумала она. Бандиты, разведчики, офицеры милиции, психологи, красотки, все, все. Она собирается выйти на прогулку с мужчиной, который нравился ей вопреки доводам разума. Вопреки всему. И это занимало ее сейчас более всего прочего.
Глава 39
Убийство Звонкова потрясло не только преступный мир Москвы. Многие понимали, что столь расчетливо изготовленная
«Слава богу, — подумал Полухин, — что не тронули семью — жену и восьмилетнюю дочь».
Он еще не знал, кто и почему напал на него. Его вывели во двор, надев темную повязку на глаза, втолкнули в машину и куда-то повезли. Похитители — явно профессионалы — упорно молчали, и он понимал, как важно и ему не суетиться. Его везли недолго, минут пятнадцать-двадцать, после чего машина въехала во двор, затем Полухина втолкнули в подъезд и подняли на второй этаж. Лишь после этого сняли с глаз темную повязку, посадили в комнате на стул, заведя руки за спину и приковав их к спинке стула. Часто моргая, он огляделся. И удовлетворенно вздохнул: перед ним стоял Цапов.
— Дурацкие у тебя шутки, Костя, — сказал в сердцах Полухин. — Я инфаркт мог получить от страха. Мог бы позвонить мне, я бы сам приехал.
— Это не шутки, Савелий, — сказал Цапов. — Вчера погиб Звонков. Может, ты слышал? Его взорвали в собственной машине.
— Ну и черт с ним. Одним бандюгой меньше. Из-за этого меня привезли сюда?
— Ты дослушай меня до конца, — сказал Цапов, — я попросил ребят доставить тебя сюда, чтобы мы толком объяснились. Вчера ваш директор вызывал Игоря Николаевича к себе и сказал, что меня обвиняют в двух убийствах — Савраски и Цыгана. Но я ведь точно знаю, что обоих убрали вы. Ты понимаешь, в какое положение я попал?
— Это недоразумение, — шевельнул руками Полухин, — никто тебя не обвиняет. Мы объясним…
— Поздно, — усмехнулся Цапов, — уже поздно. Ваш директор так прямо и сказал, что меня должны посадить в тюрьму. И как я теперь должен оправдываться?
— Кончай валять дурака! — закричал Полухин, дергая плечами. — Открой наручники. Ты не имеешь права задерживать офицера контрразведки.
— А вы имели право убивать ненужных вам людей, арестовывать офицера милиции? Ты имел право раскрывать меня, прекрасно зная, что я на агентурной работе? Вы имели право убивать людей Рашковского? Убрать Суходолова? Подставлять меня с убийствами Савраски и Цыгана? Вы имели право вчера убирать Звонкова?
— Не сходи с ума, — прошипел Полухин, — тебя раздавят как муху. Куда ты полез? На что ты поднял руку? Соображаешь?
— Я хочу знать, что происходит, — спокойно сказал Цапов. — Сделаем так: я подожду ровно десять секунд. У тебя есть ровно десять секунд, чтобы рассказать мне все. Всю правду. Если ты не согласен, я отсюда уйду. И даю тебе слово, а ты знаешь, что я всегда держу свое слово, ты не уйдешь из этой комнаты никогда. Нет, тебя не будут убивать. Тебя просто здесь «забудут», твои крики никто не услышит. А если и услышит, то кто-нибудь войдет и пристрелит тебя. Не говоря уже о том, что после твоего исчезновения тебе не поверит и полковник Авдонин. Выбирай.