Инстинкты и смысл жизни. Почему в нас так много животного

Кенрик Дуглас

Хотя Фрейд рассматривал проекцию как средство уберечься от волнений и невротических состояний, мои коллеги и я полагаем, что она может быть чем-то большим. В ряде исследований, проведенных в наших лабораториях, мы изучали процесс, который назвали функциональной проекцией, то есть это стремление проецировать свои ощущения на других людей так, чтобы это наилучшим образом служило нашим адаптивным целям. В отличие от фрейдовской проекции, которая позволяет мне увидеть, что окружающие могут испытывать некоторые неловкие чувства, такие же, что и я, функциональная проекция показывает, что окружающие испытывают чувства, очень отличные от моих собственных. Поэтому, к примеру, если я испытываю страх перед кем-то, следует сделать логичное умозаключение, что этот кто-то в это же самое время испытывает гнев, в особенности если этот гнев направлен

на меня. Можно ожидать, что этот проекционный процесс смещается таким образом, чтобы максимально способствовать моему выживанию и воспроизводству. И этот процесс должен быть очень направленным — с утилитарной точки зрения я должен чувствовать сильные эмоции только тех людей, от которых может исходить угроза или которые могут принести мне какую-нибудь пользу. Проецирование может играть существенную роль в образовании предрассудков.

Мы с коллегами решили узнать, насколько оправданны подобные проекции, и посмотреть, что может проецироваться и на кого. Для этого мы показывали белым студентам фотографии белокожих и чернокожих мужчин и женщин. Сначала испытуемым предлагали следующую установку: вы увидите несколько фотографий, на них изображены люди, которым нужно было вспомнить какой-то момент жизни, вызвавший сильные эмоции, а затем попытаться «принять» нейтральное выражение лица, чтобы скрыть эти эмоции, — и в этот момент их сфотографировали. Испытуемым предстояло по снимкам определить скрытые эмоции. Возможно, это покажется трудным, говорили мы испытуемым, но люди часто неосознанно замечают самые скрытые эмоции на лицах окружающих. Лучше всего, если вы будете основывать выводы на своих первых интуитивных впечатлениях.

В действительности задача не имела ничего общего со способностью улавливать невыраженные эмоции, потому что мы подобрали фотографии лиц, не выражающих эмоции. На самом деле мы хотели узнать, проецируют ли люди свои эмоциональные состояния на эмоционально нейтральные изображения, и если да, то как это происходит. Чтобы манипулировать эмоциональным состоянием испытуемых, мы показывали каждому из них эпизод какого-нибудь фильма и просили представить чувства героя. Одним эпизодом была сцена из фильма «Молчание ягнят», когда белый мужчина, серийный убийца, преследует в темном подвале белую женщину, агента ФБР. Эпизод заканчивается, когда убийца в очках ночного видения приближается к женщине, которая не может видеть, что к ней тянется его рука. Другой эпизод был из фильма «Чем заняться мертвецу в Денвере»: очаровательная женщина идет на первое свидание с симпатичным мужчиной. Третий эпизод — из фильма «Кояанискатси» («Жизнь, выведенная из равновесия»), снятого в технологии замедленной съемки — изображал людей, двигающихся вверх и вниз по эскалатору, работающих на конвейере или занятых другими делами.

Эмоции, которые наши испытуемые «видели» на фотографиях, отчасти были их эмоциями, а отчасти тем, как они оценивали снимки. Мужчины, которым показывали отрывки из романтических фильмов, были склонны обращать больше внимания на сексуальную сторону изображаемого и переносили это на фотографии женщин, но только привлекательных. Напротив, женщины, которым показывали тот же самый эпизод фильма, не проецировали свои сексуальные эмоции на фотографии, даже если это были снимки весьма симпатичных мужчин.

Процесс функционального проецирования также связан со специфическим типом образования расовых стереотипов. Испытуемые, которым показывали сцену из триллера, не переносили свой страх на фотографии, как следует из теории Фрейда. При этом у них возникало чувство гнева, а не страха, которое проецировалось на изображенных чернокожих мужчин, которых они ассоциируют с физической угрозой (о чем нам было известно из опросов). А в другом эксперименте из той же серии участникам предлагали взглянуть на фото арабов, и опять же испытуемые проецировали на них не страх, а гнев. Мы также оценили скрытое отношение к арабам, определив скорость, с которой испытуемые учились ассоциировать положительно и отрицательно окрашенную лексику с арабами. В этом эксперименте свой гнев на арабов переносили только те участники, которые испытывали к ним скрытую вражду, причем это чувство возникало у них не только по отношению к мужчинам-арабам, но и к женщинам. Показательно, что это исследование мы проводили тогда, когда пресса изобиловала сообщениями об арабских террористах-смертниках, многие из которых были женщинами.

Наша склонность к стереотипизированию

усиливается не только внутренним состоянием, но и окружающей средой, способствующей возникновению страха. Марк Шаллер, Джастин Парк и Аннет Мюллер, члены нашей исследовательской группы в Университете Британской Колумбии, показали, как это происходит, в эксперименте с возникновением стереотипов, связанных с темнотой. Ночь повсеместно ассоциируется с силами зла, угрозой и опасностью, что неудивительно. Страх перед внезапным нападением становится еще сильнее, когда вы не видите, что происходит вокруг, поэтому нужно отдать должное эволюции, которая научила нас быть особенно осторожными в ночное время. Шаллер и его коллеги решили узнать, может ли одна только темнота способствовать появлению стереотипов, с помощью которых мы пытаемся защитить себя.

Эксперимент состоял из двух частей. Сначала Шаллер и коллеги производили оценку того, насколько испытуемые считали мир вокруг опасным. Для этого они использовали шкалу Боба Альтемейера, исследователя, занимавшегося изучением связей между чертами личности человека и его предрассудками. Делается это достаточно просто: испытуемые говорят, насколько они согласны с утверждениями, подобными этому: «С каждым днем по мере того, как в нашем обществе все больше утверждаются беззаконие и жестокость, люди все больше и больше подвергаются риску быть ограбленными, избитыми и даже убитыми». Затем коллеги Шаллера опрашивали испытуемых, какого рода эмоции они проецируют на фотографии чернокожих и белокожих мужчин, не выражающих каких-либо эмоций. Они обнаружили, что канадские студенты, испытывающие хроническое беспокойство по поводу того, что мир опасен, чаще других говорили, что негры, изображенные на фото, опасны, но только если фото им показывали в затемненном помещении. Причина того, что испытуемые были более склонны выражать общие предрассудки, была не в темноте; они не подтверждали других распространенных стереотипов, таких как «негры безграмотны» или «негры бедны». Но усилившийся страх просто снижал у них порог восприятия угрозы, в особенности при виде незнакомого человека — представителя чужой расы.

Результаты проведенного исследования перекликаются с данными по поводу предрассудков, полученными в последнее время нейрофизиологами. При помощи функциональной магнитно-резонансной томографии (метода, который непосредственно измеряет активность головного мозга) Элизабет Фелпс, Мазарин Банаджи и их коллеги регистрировали активность мозга белых студентов, когда те просматривали фотографии чернокожих мужчин. Исследователи обнаружили, что у студентов, которые испытывали негативное отношение к черным, был зафиксирован высокий уровень активности в миндалине (области в височной части мозга, связанной с эмоциональной оценкой), причем происходило это, только когда они видели фотографии незнакомых субъектов, а не известных чернокожих, таких как Уилл Смит или Дензел Вашингтон.

Когда чужое кажется отвратительным²²

Марк Шаллер — интересный человек. Он провел детские и юношеские годы в Индии и Африке, потому что там работал его отец Джордж, известный биолог-практик, изучавший львов, горилл, снежных барсов, панд и другие исчезающие виды млекопитающих, которые сейчас обитают только на окраинах человеческой цивилизации. В результате Марк нормально себя чувствует в окружении, которое может показаться крайне странным людям типа меня, для кого Италия и Нидерланды — уже экзотика. Родители подруги Марка, Куинси Янг, тоже много путешествовали, и она провела детство в Эфиопии. Когда дочери Марка и Куинси не исполнилось еще и года, они взяли рюкзаки, отправились в Перу и возили ее с собой по джунглям, а потом все трое жили несколько месяцев в Шри-Ланке. Когда я ужаснулся тому, что они рискнули путешествовать с грудным ребенком по странам третьего мира, подвергая ее бог знает каким редким и экзотическим болезням, Марк только рассмеялся в ответ.

Как-то Марк пригласил на обед Пола Розина, занимавшегося изучением пристрастий и отвращений к еде. Они ели салат из овощей, выращенных в огороде Марка, и вдруг увидели в одной тарелке крупного яркого жука. Пол, который в свое время ввел термин «дилемма всеядного», означающий, что иногда приходится делать нелегкий выбор между необходимостью искать новые виды пищи и преодолевать испытываемое к ним отвращение, в шутку спросил Марка, сможет ли тот съесть жука. Марк подцепил жука, положил в рот и проглотил.