Инстинкты и смысл жизни. Почему в нас так много животного

Кенрик Дуглас

Модель усиления эмоциональной реакции непосредственно основывается на простых закономерностях выработки условного рефлекса: подобно тому, как у собак Павлова вырабатывался рефлекс ассоциировать звук колокольчика с едой, так и мы проецируем свои позитивные эмоции на тех, кто оказывается рядом с нами в момент, когда происходит что-то приятное.

Какая же связь между такими простыми условными рефлексами, как слюноотделение у собак, и тем, что кажется довольно сложным, например любовь, испытываемая людьми? Для этого бихевиористская теория предлагает проводить различие между первичными и вторичными раздражителями. Первичные раздражители включают в себя биологические потребности, такие как стремление утолить голод и жажду; а вторичные — это желания получить то, что в прошлом ассоциировалось с чувством удовлетворенности от первичного раздражителя (например, если приветливая официантка в вашем любимом ресторане родом из Алабамы, то всякий раз, когда вы слышите протяжное произношение,

у вас может начинаться слюноотделение). По этой теории, сторонником которой выступает Беррес Скиннер, стремление к определенному общественному положению или любви не встроено в наш мозг, а является приобретенным и все сложности человеческого бытия зависят от двух простых форм получения знания: от классического или действующего условного рефлекса. В аспирантуре я был ярым сторонником этой простой и изящной идеи, которая казалась мне особенно привлекательной, потому что правила классического или действующего условного рефлекса одинаково применимы к формам процесса познания у многих видов.

Модель усиления эмоциональной реакции относится к моделям общего домена, которые пытаются объяснить поведение человека при помощи простого и экономичного правила, в данном случае звучащего так: «Делай, если тебе это приятно». Но экономичность — не единственный критерий оценки научной теории. Теория также должна уметь провести четкие различия там, где они необходимы. К примеру, ряд исследований, в том числе и те, которые я проводил лично, позволил выявить, что мы склонны больше симпатизировать людям, с которыми сталкиваемся в неприятных ситуациях, если они оказались в одной лодке с нами, а не являются причиной наших отрицательных эмоций. А порой одна и та же ситуация, например, когда появляется красивая женщина или мужчина, может вызвать у одних положительные, а у других отрицательные эмоции.

Например, Дан Монтелло, Сара Гутиеррес, Мелани Трост и я проводили исследование, в котором мы просили испытуемых посмотреть на несколько очень красивых людей и рассказать о своих ощущениях. Если допустить в качестве простого условия, что на красивых людей приятно смотреть, то наши участники должны были испытывать положительные эмоции. Однако некоторым участникам последний из показанных понравился меньше остальных. Опять же, если привлекательность ассоциируется с положительными эмоциями, то их снижение должны были вызвать наименее привлекательные лица. На деле временами происходило следующее: настроение испытуемых поднималось, когда они смотрели на очень красивых людей, а при взгляде на человека со средней внешностью в конце теста у них происходило резкое падение интереса. Причем это наблюдалось, только если все красивые люди принадлежали к противоположному полу. С другой стороны, глядя на череду прекрасных лиц своего пола, наблюдатель начинал испытывать зависть, и поэтому, когда последним он видел человека со средней внешностью, настроение у него поднималось.

Поэтому говорить о том, что привлекательность является «усилителем эмоций», не совсем точно. Становится ясно, что простые модели усиления эмоций не решают проблему — они не могут предопределить, какие виды событий, переживаний будут восприняты в качестве награды, а какие в качестве наказания. Бихевиористы вслед за Скиннером обычно давали эмпирическое определение поощрению и наказанию: поощрением является то, к чему организм будет стремиться и впредь, а наказанием то, чего организм будет стараться избежать в дальнейшем. Но так мы приходим к экономичности за счет циркулярности.

Эксперимент по изучению влияния красоты на эмоции выявил еще одну интересную особенность, которая вскрывает вторую важную проблему простых моделей поведения, следующих из теории общего домена. Несмотря на то что показанное в конце эксперимента непримечательное лицо оказывало противоположный эффект на настроение мужчин и женщин (в зависимости от пола тех, кого они видели), представители обоего пола высказывались одинаково отрицательно об этих ординарных людях. То есть хотя женщины чувствуют себя комфортнее, когда в потоке топ-моделей видят кого-то с не столь примечательной внешностью, нельзя обобщать их суждения по поводу привлекательности женщин с обычной внешностью. Самая стандартная женщина кажется еще более невзрачной на фоне красавиц. Другими словами, эффект перцептивного контраста возникает одинаково, независимо от того, смотрят испытуемые на людей своего или противоположного пола, и это не связано с тем, поднимается или падает их настроение при виде обычных людей.

Это различие между настроением и суждением свидетельствует, что за эмоциональные реакции на других людей и перцептивные суждения об этих же людях в мозге отвечают два разных механизма. Это полностью противоречит положениям теории общего домена о модели усиления эмоциональной реакции. Другими словами, теория о том, что все можно объяснить при помощи одного единого принципа, пусть и экономична, но слишком примитивна.

Есть еще одна пользующаяся авторитетом теория общего домена, объясняющая человеческие отношения. Социологи называют ее теорией экономического обмена, и она является следствием того, что экономисты называют теорией полезности,

или теорией рационального человека. По этой теории, мы — не собаки Павлова, а расчетливые и рациональные личности, если дело касается отношений. Согласно этой модели, все люди думают об отношениях точно так же, как брокеры на бирже думают о финансовых сделках, — мы покупаем акции, когда чувствуем, что в руки идет прибыль, и продаем их, когда считаем, что можем потерять деньги. Думаем мы о друзьях, родственниках, возлюбленных, коллегах или о незнакомых людях, общее предположение таково: мы стремимся получить оптимальное соотношение расходов и прибыли. В главе 11 «Глубокая разумность и эволюционная экономика» я буду более детально говорить о человеке с точки зрения экономики. А сейчас просто отмечу, что, как и в случае теории усиления эмоциональной реакции, экономические теории традиционно не были способны решить вопрос, почему один и тот же результат (просьба поцеловать, просьба помочь написать отчет или приглашение на обед) в зависимости от того, кто просит, в одних случаях считается выгодой, а в других — потерей.

Разум со сложной структурой³³

Итак, экономичность теорий общего домена очень сомнительна. Эти теории слишком скупы на некоторые детали, которые могли бы помочь получить полные объяснения. Когда я сказал ранее, что мозг человека использует разные наборы правил при принятии решений в отношении разных людей, я защищал домен-специфическую, или предметно-ориентированную, теорию домена. С этой точки зрения не существует единого «Я» внутри вашего рассудка. Вместо него существует соединение модульных разновидностей «Я», причем каждая разновидность специализируется на том, чтобы хорошо делать какую-то одну вещь.

Мы получаем лучшее доказательство предметной ориентированности домена во время исследований животных, тех же самых исследований, которые породили теорию усиления эмоциональной реакции. В противовес упрощенным моделям, модным в 1960-е годы, некоторые психологи-бихевиористы начали искать доказательства, что правила приобретения условных рефлексов могут изменяться в зависимости от того, у какого вида формируется рефлекс и к чему. Рассмотрим правила, касающиеся того, как научиться остерегаться плохой или вредной пищи. По мнению бихевиористов-фундаменталистов, выработка условного рефлекса происходит успешнее, если подкрепляется стимулом срезу же. Например, если вы испытываете резкую боль, притронувшись к раскаленной сковороде, то вы усваиваете, что впредь не надо касаться неостывшей сковороды. При этом боль у вас не ассоциируется с салфеткой, которой вы вытирали сковороду пять минут назад. Однако исследования по выработке условного рефлекса на тошноту показали, что этот принцип иногда нарушается. Например, в четыре часа ночи у меня случился приступ тошноты. У меня не возникло ассоциации между тошнотой и ванной комнатой или даже алка-зельцером, который я принял за несколько минут до приступа. Я провел связь между своим больным желудком и креветками, которые ел на ужин несколько часов назад (как оказалось, я ошибался, потому что у меня на самом деле начинался грипп). В данном случае я сделал неверное заключение, которое было основано на частном исключении из правила выработки условных рефлексов, исключении, которое наблюдается и у других всеядных животных.

Джон Гарсия и Роберт Кёлинг обнаружили, что крысы запоминают, что не надо есть ту пищу, от которой им было плохо, даже если они ели ее много часов назад. Гарсия и Кёлинг также выявили, что осторожность к еде вырабатывается не так, как другие виды рефлексов: отказ принимать пищу возникает с первого раза, и впоследствии очень сложно избавиться от этого рефлекса. Например, в моем случае автоматически возникшее сильнейшее отвращение к возможным токсинам взяло верх, и я даже не подумал, что винить надо грипп, а не креветки. С тех пор уже от одной мысли об этих безобидных маленьких ракообразных меня мутит. В результате полученных выводов Гарсия и Кёлинг высказали революционное предположение, что разные формы приобретения рефлекса отражают различные адаптивные свойства. Всеядное животное сумеет лучше избежать токсичных веществ, вредное воздействие которых иногда проявляется не моментально, если выработает условный рефлекс на незнакомую пищу, съеденную несколько часов назад, и не будет есть любой новый корм. Как часто случается с инновационными идеями, многие ученые не сразу приняли предположения Гарсии и Кёлинга.

В исследованиях с едой есть еще одна функциональная изюминка. Далеко не любой сигнал вырабатывает отвращение и тошноту. История эволюции конкретных животных свидетельствует о том, что у них вырабатываются различные виды ассоциаций. Например, крысы плохо видят и пользуются органами вкуса и обоняния для поиска еды в ночное время, поэтому у них легко вырабатывается осторожность к пище с необычным вкусом и запахом, но для них не имеет значения, как она выглядит. Другая группа исследователей обнаружила, что у перепелок ассоциации вырабатываются по другой схеме: птицы отыскивают корм, полагаясь не на вкус, а на свое прекрасное острое зрение, поэтому у них развивается рефлекс отвращения к цвету новой пищи, а не к вкусу.