Институт экстремальных проблем
Шрифт:
— Пойдем домой, командир, не стоит здесь вот так сидеть. Уже почти ночь на дворе, давай отсюда выбираться в цивилизованные края.
— Давай, — неожиданно легко согласился Медведев. — Только по дороге в магазин завернем. Я хочу напиться до потери сознания.
Генка оценивающе взглянул на Вадима – тот, похоже, уже близко подошел к такому состоянию, во всяком случае, спорить с ним было бессмысленно.
Служебный транспорт давно развез всех сотрудников и вернулся в гараж, а рейсовые автобусы после девяти вечера не ходили. Пытаться ловить машину было бесперспективно. Пришлось идти в потемках через рощу и весь Медгородок областной больницы в надежде застать на конечной последний трамвай,
Генка вернулся к нему.
— Димыч, ты в порядке?
— Дойду, — коротко ответил Вадим, зачерпнул полную пригоршню снега и уткнулся в него лицом.
Весь путь до дому Медведев угрюмо молчал, предоставив Генке отбиваться от кондуктора в трамвае, которая увидела нашивку службы спасения на его комбинезоне и стала приставать с расспросами о взрыве, решив получить информацию из первых рук. Было видно, что Середкин страшно разочаровал ее, объяснив, что никакой взрывчатки и никаких террористов не было, никто не погиб, а дом, предназначенный к сносу, стоял практически пустой.
— Что ты стал распинаться перед этой калошей? Она ведь все переврет, все расскажет по-своему, с красочными подробностями о том, что было и, тем более, чего не было, да еще на нас сошлется, — хмуро заметил Вадим, когда они уже подходили к его дому.
Он, казалось, немного протрезвел, но помрачнел еще больше. Отстав от Середкина, Медведев зашел в маленький круглосуточный магазин на первом этаже своего дома, торговавший, в основном, спиртным, и взял пачку сигарет и две бутылки водки. Выйдя на крыльцо, тут же открыл одну и разом вылил в себя почти половину.
— На… ты взял это палево? Отравиться хочешь? — Генка брезгливо взял ополовиненную поллитровку.
— Я уже сказал, чего я хочу. Тебя насиловать не собираюсь, не хочешь – не пей. И вообще, отстань, сделай одолжение, — Медведев достал ключи, открыл дверь подъезда и резко, едва устояв на ногах, развернулся к Середкину. — Меня нужно пристрелить, как бешеную собаку. Или придушить. Если ты мне друг, ты это сделаешь.
— Ладно, утром разберемся, что с тобой делать.
— Не утром, а сейчас, — в ожидании лифта Вадим отобрал у Генки початую бутылку и приложился к ней. — Возьми себе другую, если что приличное в такое время найдешь, а мне и это пойдет. Если отравлюсь, то все проблемы сами собой отпадут.
— Это если ты насмерть отравишься, а если инвалидом станешь или ослепнешь? — Генка сделал попытку вразумить друга и отнять у него бутылку, но бесполезно.
— Пусть так. Будет веская причина наложить на себя руки, — Вадим ухмыльнулся с мрачным удовлетворением. — Я бы и сейчас это сделал, да смелости не хватает, понимаешь?! — заорал он вдруг на весь подъезд.
— Я тебе сделаю… Заткнись лучше, всех соседей вот-вот перебудишь.
Дверь квартиры Генке пришлось открывать самому – Медведев еще в лифте прикончил поллитровку и впал в самый настоящий ступор. Он пристально разглядывал разрисованную стенку кабины, выходить из которой никак не хотел, и молчал. Выгонять его оттуда Генке пришлось чуть ли не пинками. В квартире уже Середкин лишился дара речи – везде были портреты Светланы, нарисованные карандашом, маркером, шариковой ручкой прямо на обоях, на дверях и даже на большом зеркале, на котором ее лицо было нарисовано несколькими штрихами губной помады, неизвестно откуда взявшейся у Вадима.
— Это Светкина помада, я ее в отделе кадров украл, когда она вышла, — Генка онемел,
Генка безуспешно попробовал растолкать друга. Медведев отмахивался от него, как от надоедливого комара, страшно матерился, но не приходил в себя. Пользуясь короткими периодами затишья, Генка кое-как стянул с командира комбинезон и обувь и кинул их в прихожую, затем вытащил подушку с одеялом и попробовал пристроить их Вадиму. «Задавлю суку!» – пригрозил Медведев непонятно кому; это было последнее членораздельное высказывание, которое услышал от него Середкин. Почти всю ночь Вадим, не просыпаясь, то садился на диване, то вскакивал с него, то стонал, то орал в полный голос, подушка с одеялом постоянно оказывались на полу. Генка не решился оставить друга одного в таком состоянии, а утихомирить его никак не мог. Он уже стал прикидывать, что ему делать: вызвать «Скорую» на острое алкогольное отравление или применить народное средство и дать Медведеву как следует в челюсть, чтобы вырубить его окончательно, но тот вдруг успокоился сам. Середкин пошел на кухню и вылил остатки второй бутылки в раковину. «Ну и дрянь!» – поморщился он, уловив запах не то керосина, не то еще какой-то химии. Потом вернулся в комнату, достал еще одну подушку, не раздеваясь, пристроился в кресле напротив Вадима и задремал.
Было почти пять часов, когда он проснулся от грохота. Медведев свалил стул, когда кинулся в ванную; было слышно, как его там выворачивает наизнанку. Когда через несколько минут все стихло, Генка решил проверить, что с Вадимом. Тот сидел на краю ванны и смотрел прямо перед собой остекленевшими глазами.
— Живой? — осведомился Генка.
— Я ничего не помню, — не ответив на вопрос, с ужасом сказал Медведев, все так же глядя в одну точку.
— Ну ты даешь… — Генка прислонился к косяку и зевнул.
— Что я пил?
— Судя по запаху, керосин. Это то, что я видел. А что ты залил в себя на работе, не знаю, когда я тебя нашел, ты был уже хорош.
— Я на работе напился? Ничего не помню…
— Там ты только начал.
— А как я дома оказался? Меня кто-то привез?
— Мы с тобой на трамвае приехали, — Генка усмехнулся. — Ты не только двигался самостоятельно, но и довольно связно разговаривал. Это уже ты дома добавил и тебя развезло так, что я испугался, не до белой ли горячки дело дошло. Ты всю ночь орал и с кем-то порывался драться. Зеленых чертей видел или розовых слонов?
— Ничего не помню, — повторил Медведев.
— Да что ты заладил: «Не помню, не помню», — раздраженно сказал Середкин. — Ты сам хотел дойти до такого состояния, чем теперь недоволен?
— Тем, что не сдох, — тихо ответил Вадим и закрыл глаза. — Очень жаль…
— Э-э, ты в обморок только здесь не свались, башку разобьешь. Пошли в комнату, там на диван можешь падать, сколько влезет, — Генка подхватил его под руку. — Ну, давай, поднимайся, я тебя на себе тащить не собираюсь.
— Погоди, — еле выговорил Медведев, у него снова начались рвотные спазмы.
Так прошло все утро. Генка пытался отпаивать Вадима то молоком, то крепким чаем, но того только рвало все время. Потом Вадим без сил валялся на диване с мокрым полотенцем на голове, а Генка ругал его последними словами:
— Какого черта, я тебя в доме даже анальгина нет! Точно, как медведь, одичал в своей берлоге, совсем спятил! Я думал, хлеще того, что было на прошлый Новый год, уже в своей жизни не увижу, но, оказывается, нет предела совершенству. Ты и в тот раз постарался, но вчера превзошел все ожидания.