Институтки
Шрифт:
Новенькую посадили на край стола около самой классной дамы. Maman еще раз поцеловала ее в лоб со словами «Bonjour, mon enfant» [76] — и вышла. Такой новенькой институт еще не видал. На ее прелестном и недетском личике не было ни слез, ни смущения, а лишь холодное самоуверенное любопытство: она, казалось, пришла в театр посмотреть, что здесь происходит, и была уверена, что, когда представление надоест ей, она уйдет домой. Никто из сидевших за столом не решился заговорить с нею, но все с нескрываемым любопытством разглядывали ее. Новенькая была высокая, тонкая, грациозная девочка, ее густые пепельные волосы лежали крупными волнами и завитками вокруг овального личика. На темени они были связаны зеленой лентой и локонами падали до плеч. Тонкие брови, темнее волос, лежали правильной дугой. Глаза — большие, зеленовато-серые, дерзко-холодные, выражали высокомерие
76
Прощай, мое дитя (франц.).
— Vous ne d^inez pas avec ces demoiselles? [77] — спросила новенькая классную даму, увидев, что перед нею не поставлен прибор.
— Я обедаю в своей комнате, ch`ere enfant [78] , — ответила ей очень кротко Килька. — После обеда у нас часовая рекреация, меня сменяет дежурная пепиньерка, а я иду к себе обедать и отдохнуть.
— C'est ca, я тоже буду ходить к вам или к другой даме обедать и пить mon chocolat по утрам, je n'aimerais pas `a d^iner `a cette table [79] , — отвечала спокойно новенькая.
77
Вы не обедаете с этими барышнями? (франц.)
78
Дорогое дитя (франц.).
79
Хорошо… мой шоколад…мне не нравится обедать за этим столом (франц.).
Девочки переглянулись.
Швейцар Яков и его помощник внесли в столовую корзину с гостинцами, за ними второй солдат принес еще громадную корзину и шкатулку и поставил их на скамейку второго класса, проговорив: «Госпоже Чирковой».
– Cа се sont mes articles de toilette et mes sucreries, — новенькая указала на шкатулку. — Vous me ferez porter ca dans le dortoir, — почти приказала она огорошенной Кильке. — Et cа, се sont des petites friandises pour ces demoiselles [80] , — и она указала рукой на класс.
80
Это мои туалетные принадлежности и мои сласти… Отнесите это ко мне в дортуар… А это маленькие лакомства для этих барышень (франц.).
Гостинцы были разделены, каждая девочка получила фрукты, конфеты и petits fours [81] . Шкот отказалась наотрез от угощения. Франк тоже не взяла под предлогом, что у нее сегодня много своих гостинцев. Салопова отдала свою порцию горничной, потому что предпочитала «истязать свою плоть» и отказываться от искушений. Зато Буракова и Неверова, оказавшиеся соседками новенькой по кроватям, ухаживали за нею как могли.
Вечером, ложась спать, девочки с молчаливым любопытством и затаенной завистью рассматривали тонкое белье, батистовую с кружевами кофточку новенькой. Затем она открыла свою шкатулку, и оттуда посыпались чудеса: духи, кольд-крем, кожаные папильотки [82] , перчатки, жирные внутри, которые Чиркова надела на ночь на руки.
81
Печенье (франц.).
82
Папильотки — небольшие жгуты из бумаги или ткани, на которые накручивают при завивке волосы.
Девочки, отданные с восьми-десяти лет в институт, привыкли к спартанскому образу жизни. Мыло и холодная вода были их косметикой. Чистота, красивый бант у передника да разве еще тонкая талия были единственными проявлениями их кокетства.
— Зеленая ящерица влезает на ночь в новую шкуру, — объявила с презрением Чернушка, глядя на ночной туалет новенькой.
А Ящерица, за которой так и осталось это прозвище, не обращала
Новенькая болтала громко, ей было холодно, и она велела Бураковой достать из корзины, которую заранее поставили ей под кровать, теплый пушистый плед и окутать ей ноги; затем она рассказала, что ее папа est tr`es riche [83] , что братьев ее зовут Анатоль и Авенир, что молодая дама — ее мачеха и что именно из-за нее она захотела на год, пока не станет совсем большой, уйти в институт; ей тут будет хорошо, потому что «Maman est une grande amie de la maison» [84] , а затем, как только окончит курс, она выйдет замуж за petit Basil [85] — папиного адъютанта: у них это давно решено.
83
Очень богат (франц.).
84
Маман — большой друг семьи (франц.).
85
Маленький Базиль (франц.)
Ночью Чиркова просыпалась два раза, ей было страшно, она будила то одну, то другую свою соседку и, наконец, приказала девочкам выставить из промежутков шкапики, а свои кровати придвинуть вплотную к ее кровати.
Со дня поступления новенькой класс разделился на три партии.
Одна, стоявшая всегда в стороне от всякого движения, — группа ленивых, слабых здоровьем, парфешек и Салоповой.
Вторая составила штат Ящерицы, они угождали ей, дежурили около нее по очереди, одевали, рассказывали сказки и получали от нее щедрые подачки не только конфетами, пирожками, но и разными тонкими закусками и винами, которые ей нередко тайком проносили братья и ее прислуга. Не в пример всем прочим, мальчики допускались в дортуар. По вечерам, после ухода классной дамы, там устраивались маленькие пиры, слышались смех и шептание, кровати сдвигались вместе, и в тесном кружке шла какая-то особенная, не детская, не институтская жизнь. Там были и слезы, и сцены ревности, и ссоры со злыми, странными намеками. Кружок этот вскоре определился в пять человек и держался отдельно, уже более не сливаясь с классом до самого выпуска. За Ящерицу эти подданные делали все письменные уроки, устные громко читали, вдалбливали, как роль неграмотному актеру. На уроках ей подсказывали и помогали всеми силами. Смелая, дерзкая девочка помыкала своими пятью приближенными; она целовала одну, чтобы воз будить ревность другой, шепталась с третьей, чтобы поссорить ее с четвертой, и полновластно, с презрением третировала всех.
Но были минуты, когда она бледнела от злости и рвала в клочки свои тонкие батистовые платки; это были минуты, когда она получала отпор от третьей части класса. Это были Шкот, Назарова, Франк, Вихорева и другие девочки, презиравшие ее в силу своего здорового детского инстинкта. Все в ней казалось им ломаным, лживым, противным, они не брали ее гостинцев, звали ее в глаза Ящерицей, брезгливо сторонились ее «приживалок» и зло смеялись над хвастливыми рассказами о «petit Basil».
Авениру и Анатолю вскоре запретили появляться в дортуаре.
Двенадцатилетний Авенир, с распущенными по плечам локонами, как у девочки, был особенно противен Чернушке. Его изысканная вежливость, красные губы и льстивые глаза неимоверно злили прямую и вспыльчивую девочку; однажды, когда он рассказывал о том, как на детских балах все девочки хотели танцевать непременно с ним, Чернушка вспыхнула:
— Ты лжешь, наверняка лжешь! Девочки совсем не любят таких мальчиков, как ты!
— Каких же они любят? — тряхнув кудрями, спросил Авенир.
— Таких — волосы щеткой, глаза смелые и голос крепкий, ну… настоящих мальчиков.
— А я-то кто же?
— Ты? Кукла, парик, болонка, так… дрянь.
Авенир гордо поднял голову:
— Вы никогда не видали порядочных мальчиков, вы видали только кадетов или гимназистов с грязными руками, те и говорить-то не умеют.
У Чернушки был брат гимназист, гнев ее так и рвался наружу.
— А хочешь, я тебе докажу, что и ты совсем простой мальчик, что и у тебя и голос, и лицо могут быть совсем другими!
— Вы можете говорить что хотите и поступать как хотите: девочке не удастся вывести меня из себя.