Институтки
Шрифт:
Пересыпая шутками и остротами объяснения, он все время поддерживал внимание девочек. Потом, с ним можно было улаживаться «на честь». Девочки иногда подкладывали ему в журнал бумажку, где под четкой надписью «Не вызывать» значились фамилии тех, которые не выучили урока, с пометкой: «обещаются знать к следующему разу», и он не вызывал их, но долгов не прощал. Память у него была хорошая. На следующий раз или через два-три урока он все-таки вызывал отказавшихся, спрашивал невыученный урок и без пощады влеплял не знавшей круглый нуль. Кроме того, он ставил еще баллы «на глаз», и опять-таки безошибочно. Какая-нибудь
— Павел Иванович! Павел Иванович! Вы нечаянно в мою клетку отметку поставили, ведь меня не вызывали. За что же?
— Как же я смел вас тревожить, ведь вы книжку читали, — отвечал он совершенно серьезно. — Нуль я поставил вам за невнимание, мы его переправим, как только вы снова станете присутствовать в классе и следить за уроками. — И переправлял, если того заслуживали.
Весною и ранней осенью он хоть один раз в неделю брал девочек в сад, чем тоже доставлял им громадное удовольствие. Дети в хорошую погоду встречали его криком:
— Сегодня по способу перипатетиков [65] ?
И он веселым баском отвечал:
— Будем последователями школы перипатетиков!
Бывало и так, что он приносил в класс угощение, то есть сухого гороху, бобов, овса, разных хлебных зерен, все в отдельных фунтиках; передавал гостинцы девочкам, объявляя громко:
— Слушайте и кушайте, изучайте и вкушайте!
И девочки слушали, изучали и усердно жевали весь урок. Словом, это был баловник и забавник и в то же время образцовый учитель. Экзамены по его предметам проходили без обмана и без запинки.
65
Перипатетики — школа философов, основанная в IV в. до н. э. Аристотелем, который имел обыкновение во время чтения лекций прогуливаться в Ликее со своими слушателями.
Застав Степанова убирающим «физический кабинет», дети остановились у балюстрады.
— Павел Иванович, пустите меня помогать! Пустите меня! — просились многие.
— Вас? — обратился он к Пышке. — А кто у меня стащил ртуть в последний раз?
— Я? Никогда не брала!
— Не брали? Ну смотрите мне в глаза — не брали?
— Немножко… — тихонько отвечала девочка, краснея.
— Ну то-то, язык лжет, а глаза не умеют! И вас не возьму, — повернулся он к другой. — Да ведь вы наивная девица: колбы от реторты отличить не умеете, нет, вы сперва учитесь у меня хорошо, тогда и за загородку попадете. Вы, господин «Лыцарь», пожалуйте! — пригласил он Баярда. — Вы, Головешечка, ступайте, — позвал он Чернушку. — Вы, Шотландская королева, — обратился он к стройной, серьезной Шкот, — удостойте. А вы, Ангел Божий, отойдите с миром, а не то все крыльями перебьете, — отстранил он Салопову.
Девочки хохотали, им нравилось, что он знал все их прозвища.
— Почтенное стадо, где же твой синий пастух?
— У нас все еще чужеземка, она к себе «вознеслась» [66] .
— Хорошо сделала; если б я тоже мог вознестись до какого-нибудь завтрака, то был
— Павел Иванович, хотите пирога? — предложила ему Постникова, жертвуя пирогом для любимого учителя.
— А с чем?
— С картофелем и луком, вкусно!
— Редкое кушанье, давайте!
66
«Возносился» тот, кто жил наверху, а кто жил внизу, тот «закатывался».
Девочка вытащила из кармана свое угощение, Степанов взял и спокойно в три укуса справился с ним.
— Ну, барышни, теперь воды, — попросил он, — а то я чувствую, что «элемент» не проходит.
Девочки бросились в конец класса и чуть не передрались за удовольствие подать ему кружку воды.
— Минаев! Минаев! — закричали в коридоре. Девочки сразу смолкли, насупились и молча, недоброжелательно уставились на дверь.
Вошел Минаев, на лице его было искательное, ласковое выражение. Он был смущен, так как чувствовал глухую оппозицию и еще не понял, вероятно, как держать себя. Он поздоровался со Степановым, который сразу понял положение и пришел ему на помощь.
— Милости просим, пожалуйте в наш «физический кабинет», тесновато у нас, да и не богато, а посмотреть не мешает.
Минаев рад был выбраться за загородку из толпы девочек, разглядывавших его бесцеремонно и недружелюбно. Войдя туда, он, однако, обратился к классу.
— Как ваша фамилия? — спросил он Евграфову, стоявшую ближе всех.
— Иванова, — ответила она без запинки. Девочки переглянулись. Начиналась травля.
— Ваша фамилия? — спросил он Кутузову.
— Александрова.
Итак, у двадцати девочек подряд, дерзко столпившихся вокруг балюстрады, оказались именные фамилии, весь класс состоял из Ивановых, Николаевых и Александровых. Высокий лоб инспектора покрылся краской, он взглянул на учителя, тот щипал свою козлиную бородку и молча, серьезно глядел на девочек.
— Ваша фамилия? — спросил инспектор, глядя в упор на Баярда.
— Франк, — ответила девочка отчетливо и громко. Инспектор вздохнул с облегчением.
— Вы из Курляндии? Я там слыхал эту фамилию.
— Да, дед оттуда.
— А как ваше имя?
— Надя, — наивно отвечала девушка. Инспектор улыбнулся.
— А ваша фамилия? — обратился он к другой ученице.
— Шкот.
— Кто ваш отец?
— Отец мой умер давно. Меня воспитывает мой дед, адмирал Шкот.
Минаев повеселел. Эти простые, ясные ответы успокоили его, он почувствовал, что своим хладнокровием одержал победу над детской злобой. Поговорив еще с учителем, пообещав ему выписать новые аппараты, он просто и вежливо поклонился девочкам и ушел.
Франк была спокойна. Если бы она назвала свою фамилию после Шкот, то все назвали бы ее «подлой обезьяной», но вышло наоборот. Поведение Шкот, имевшей в классе авторитет, подчеркивало и уясняло всем справедливость ее поступка. После ухода инспектора многие пробовали обидеться, послышались насмешки, угрозы, но силы были неравные: победило меньшинство.
Степанов поглядел на всех и сказал только:
— Стыдно и неостроумно!
Шкот холодно и в упор бросила горячившейся Бульдожке: «Девчонка!!», а Франк, как всегда, вспылила и перехватила через край: