Институтки
Шрифт:
— А записки ты туда никакой не положил?
— Рыжик, ты дуришь, ты знаешь, что я этого никогда не сделаю.
— Напрасно, Андрюша! Люда обожает тебя и очень просила, чтобы ты перед отъездом написал ей стихи.
— Господи, какая ты глупая, да я отроду не писал стихов!
— Нисколько я не глупая, а стихи пишутся очень просто, мы все пишем. Возьми у Лермонтова или у Пушкина любое стихотворение, выпиши рифмы, а строчки прибавь свои, ну, конечно, со смыслом, чтоб подходили к рифме. Ты, Андрюша, напиши в стихах, что любишь ее и что хочешь на ней жениться.
Андрюша захохотал.
— Хорошие будут стихи, она ведь их кому-нибудь покажет?
— Ну, конечно, всему классу, может быть, и другим даже, я вообще ведь очень горжусь тобой. Вот когда ты женишься на Люде…
— Да кто тебе сказал, что я на ней женюсь?
— Как не женишься? Как не женишься? Да ведь это же будет нечестно! Ведь она прислала тебе сказать через меня, что
— Так ведь это потому, что мы с ее семьей знакомы, я товарищ ее брата…
— Ну вот видишь, Андрюша, и она моя подруга, нет, уж ты, пожалуйста, не осрами меня, женись на ней!
Резкий звонок прервал сей занимательный разговор, и Андрюша, расцеловав сестру, вышел вместе с другими посетителями.
Нарочно или нечаянно, но на лестнице молодой человек остановился, натягивая перчатки, а сверху с лестницы сбежала девушка, белокурая, как хлебный колос, с глазами синими, как два василька. Пробегая мимо офицера, она присела, проговорив:
— Bonjour, monsieur Andr'e! [44] Вы уезжаете?
Андрюша покраснел.
— Да, приходится.
— Надя будет очень скучать, а вместе с ней и я.
Девушка опустила глаза и робко протянула листок почтовой бумаги, свернутый трубочкой и завязанный голубой лентой.
— Что это такое?
— Стихи, — девушка быстро побежала вниз по лестнице, — не мои, — услышал он снизу ее милый голосок и нежный, звенящий уже издалека смех.
В записочке было написано:
44
Здравствуйте, месье Андре! (франц.)
После свидания с родными девочек повели обедать. По институтским традициям в воскресенье ни одна из тех, у которых «были родные», не дотрагивалась до обеда. Если девочка, не дождавшись раздачи гостинцев, соблазнялась пирогом к супу и начинала его есть, ее соседка немедленно толкала локтем другую и замечала:
— Смотри, у нее «были родные», а она ест казенщину!
С какого-нибудь конца сейчас же раздавалось восклицание:
— Медамочки, глядите, у нее «были родные», а она ест!
Как только пропели молитву «Очи всех на Тя, Господи, уповают», двери столовой открылись настежь и четыре солдата внесли две громадные бельевые корзины. Одну поставили к столам младшего отделения, другую — к столам старшего. От каждого класса тотчас отделились две дежурные и пошли помогать разбирать гостинцы. Все корзины, коробки и пакеты были подписаны. Дежурная забирала все, что причиталось классу, несла к своим столам и раздавала по назначению. Классные дамы иногда развертывали и осматривали посылки. Девочки при этом часто просили: «M-lle, prenez quelque chose, prenez, je vous en prie!» [45] , — и классная дама больше из желания угодить девочке, чем полакомиться, брала конфетку или «кусочек». Если гостинцы были «домашние», то часто слышалось из уст дамы презрительное замечание: «Ма ch`ere [46] , ваши родные, право, думают, что вас здесь не кормят. Что это такое, булка, котлеты? Кофе в бутылке? — говорила она одной девочке. — Ну уж это совсем мещанство, я вас прошу, чтобы таких „кухарочьих“ посылок больше не было», — и бедная девочка, которая так просила свою маму прислать ей кофейку со сливками, теперь краснела, стыдилась и готова была провалиться со своей бутылкой сквозь землю.
45
Мадемуазель, возьмите что-нибудь, возьмите, пожалуйста! (франц.)
46
Моя дорогая (франц.).
А между тем часто случалось так, что девочки, поделив между собою гостинцы, наедались конфетами и шоколадом до тошноты и в то же время были буквально голодны, отказавшись из принципа от казенного обеда.
Прошло несколько дней, в институтском муравейнике все обстояло
47
Толокно — толченая, не молотая мука, преимущественно овсяная, употреблялась в пищу с водой, маслом и т. п.
48
Пуд — русская мера веса, равная 16,38 кг.
Но вот в одну из рекреаций старшие классы облетела сенсационная новость, что Владимир Николаевич Луговой уходит и на его место назначен уже новый инспектор [49] . Одного только Лугового девочки называли по имени и отчеству — всех остальных по фамилиям с прибавлением: господин, monsieur [50] или Herr [51] .
Лугового любили все. Это был еще молодой человек, лет тридцати пяти, высокий, худой, несомненно чахоточный, с красивым профилем и большими добрыми глазами. Каков он был как инспектор, Бог его знает! Но девочек положительно любил, знал каждую по имени, разговаривал ласково; случалось, встретив большую уже девочку, он останавливал ее за руку или, разговаривая с кем-нибудь, проводил рукою по волосам. Он делал это, очевидно, из доброты: отец семейства, он обращался с воспитанницами как с детьми, и девочки были страшно отзывчивы на эту ласку. Они чувствовали, что тут не фамильярность, не пошлость, но именно отеческая ласка, которой так жаждали их маленькие сердца. Стоило Луговому появиться в коридоре, как девочки из всех классов бежали ему навстречу, окружали его, осыпали вопросами и смеялись.
49
Инспектор — в учебном заведении должностное лицо, наблюдающее за поведением учащихся или ведающее учебной частью.
50
Сударь, месье (франц.) — форма обращения к мужчине; на письме часто передается укороченной формой — m-r.
51
Сударь, герр (нем.) — форма обращения к мужчине.
Если в свободные часы или вечером по каким-нибудь делам он заходил в «скелетную» (комнату за вторым классом), где стояли два скелета и шкафы с убогою институтскою библиотекою, девочки проникали туда.
Если Луговой объяснял им что-нибудь из ботаники или зоологии — а он говорил очень хорошо, — девочки окружали его стул, усаживались вокруг прямо на пол и слушали с радостным вниманием. Классные дамы и начальство удивлялись всеобщей шумной любви девочек к Луговому, а весь секрет его обаяния состоял в том, что почти каждой из девочек Луговой бессознательно напоминал отца или старшего брата; его обращение — не фамильярное, но в высшей степени «домашнее», — его умение пожурить и пристыдить ленивую или невнимательную тайно напоминало этим оторванным от дома девочкам милое прошлое, когда они были не ученицами-институтками, а только дочерьми и сестрами.
Потерять Лугового девочкам казалось большим несчастьем.
Узнав, что инспектор в «скелетной», девочки бросились туда, их набралась целая куча, остальные ждали известий в коридоре. Девочки заговорили все разом, но Луговой, смеясь, махнул рукой, и все сразу смолкли.
— В чем дело? — обратился он к одной.
— Правда ли, Владимир Николаевич, что вы уходите от нас?
Минуту Луговой молчал, он глядел в эти ясные глаза, черные, синие, зеленые, серые, и во всех видел одно и то же выражение доверия и привязанности. Ему жаль было расставаться.