Институты, институциональные изменения и функционирование экономики
Шрифт:
онный конвент. Статут явился третьим актом, регулирующим широкий круг вопросов управления и заселения огромных территорий на Западе, и создал рамочные условия включения этих территорий в новое государство. Для нас было бы полезно дать описание Статута, остановившись более подробно на вопросах об источниках правовых норм, закрепленных в нем, о том, как они были включены в текст Статута, и о том, как они связаны с проблемой зависимости от траектории предшествующего развития.
Этот Статут — очень простой и короткий документ. Он установил правила наследования и безусловной собственности на землю, определил принципы управления территориями и механизмы постепенного перехода к территориальному самоуправлению. Кроме того, Статут установил принципы, на основании которых территория может быть признана штатом. За этим следует серия статей, определяющая договорный характер отношений между центральными органами и территориями — фактически Билль о правах для территорий (религиозная свобода, неприкосновенность личности, суд присяжных, освобождение под залог, обязательное исполнение договоров, компенсация за изъятие собственности). Статут содержал и другие статьи:
Нетрудно проследить источник большинства из этих юридических положений. Составители Статута субъективно исходили непосредственно из идей, исторически развившихся в Англии и ее колониях (Хьюз, 1987). Конкретные положения, закрепленные в Статуте, за предшествующие 150 лет стали частью правил политической жизни в колониях. К ним относятся законы о наследовании, о безусловной собственности на землю и многие другие юридические положения Билля о правах. Однако даже будучи основанными на прецедентах, некоторые положения вызвали дискуссии, так как законодатели предвидели, что представляемые ими организации (в данном случае
штаты) будут испытывать влияние этих юридических норм — например положения о размере новых штатов и порядке их приема. Источником прецедентов служили положения хартий и статьи конфедеративного договора, а споры возникли потому, что условия приема территорий в состав штатов могли в очень большой степени повлиять на соотношение сил между существующими штатами. Одно из правил — о запрете рабства — явилось, как представляется, результатом торговли голосами между авторами Статута о северо-западных территориях и авторами Конституции; первый из этих документов запретил рабство в обмен на особый порядок учета рабов в избирательных документах: раб засчитывался как три пятых белого избирателя, что увеличило представительство южных рабовладельческих штатов в Конгрессе (в то время это было одним из важнейших вопросов).
Статут о северо-западных территориях стал юридической основой, определившей характер территориального расширения США в течение следующего столетия. Хотя положения этого документа время от времени подвергались изменениям под влиянием новых проблем и споров, он создал четко определенную модель институциональных изменений, связанных с траекторией предшествующего развития. Предельная эффективность институтов росла благодаря тому, что структура прав собственности, законы о наследовании и правила принятия политических решений на территориях имели источником положения Статута и, в свою очередь, подталкивали организации и их руководителей (политических и экономических) к тому, чтобы вносить поправки в Статут для решения конкретных проблем. Действие Статута выразилось в растущем влиянии новых западных территорий и штатов и в успешной деятельности их представителей по изменению аграрной политики в своих интересах (Норт и Раттен, 1987). Поэтому история земельного вопроса в США может быть понята только как цепь последовательных дополнений институционального характера, реализующихся на основе взаимодействия между институциональной системой и развивающимися в ее рамках организациями.
Однако если этот исторический сюжет создает впечатление неотвратимой, предустановленной последовательности событий, то такое впечатление ошибочно. В каждом эпизоде участники событий имели выбор — политический и экономический — между реальными альтернативными решениями. Зависимость от траектории предшествующего развития концептуально сужает набор альтернатив и обусловливает связь между решениями, принимаемыми в разное время. Но речь совсем не идет о том, что прошлое неотвратимо и безальтернативно предопределяет будущее. Закон, историю которого мы кратко пересказали, действительно частично опирался на содержание колониальных хартий, но в окончательном виде существенно отличался от них, отражая: 1) конфликты между штатами по поводу порядка приема новых территорий (который определял соотношение сил между существовавшими на тот момент штатами); 2) споры между Севером и Югом по вопросу о рабстве; 3) результаты Конституционного Конвента, который проходил в то же время в Филадельфии.
Теперь мы можем связать зависимость инкрементных институциональных изменений от прошлого с устойчивостью долговременных тенденций роста или упадка. Как только развитию задается определенная траектория, она закрепляется системой побочных эффектов, опытом, который накапливается организациями, и исторически обусловленными субъективными моделями решения проблем. Если взять в качестве примера экономический рост, то, как показано в главе 9, адаптивно эффективная траектория допускает максимально широкий набор альтернатив в условиях неопределенности, допускает экспериментирование “методом проб и ошибок” и создает эффективные механизмы обратной связи, позволяющие выявить сравнительно неэффективные решения и больше не повторять их. Обратите внимание, что Статут северо-западных территорий не только создал условия для адаптивно эффективного экономического развития — благодаря безусловному праву собственности на землю и четкому порядку наследования (что, в свою очередь, позволяло осуществлять передачу земли с низкими трансакционными издержками), — но и сделал возможным формирование эффективной системы управления, благодаря которой включение новых территорий в юрисдикцию центрального правительства сопровождалось низкими политическими издержками. Нет нужды говорить о том, что, несмотря на неэффективность некоторых последующих земельных актов, принятых в XIX веке, базисные положения Статута позволили принимать сравнительно эффективные решения по аграрным вопросам с простыми процедурами передачи земли, так что какие бы неудачные схемы распределения земли мы ни принимали в дальнейшем,
Но таким же образом может оказаться устойчивой и непродуктивная траектория развития. Возрастающая отдача первоначального набора институтов, который формирует анти-стимулы для продуктивной деятельности, создает организации и группы давления, заинтересованные в поддержании существующих ограничений. Они влияют на формирование общества в своих интересах. Такие институты могут порождать стимулы к военному управлению обществом и экономикой, к религиозному фанатизму или созданию примитивных перераспределительных организаций и в то же время предусматривают слишком слабое вознаграждение за прирост производства или распространение экономически полезных знаний. Члены такого общества вырабатывают в своем сознании ментальные конструкции и идеологии, которые будут оправдывать не только структуру общества, но и недостатки его функционирования. В результате всего этого постепенно сформируется такая политика, которая укрепляет существующие стимулы и организации. Так, материалы Экономической комиссии для Латинской Америки (ECLA) и теория зависимости объясняют плохое функционирование латиноамериканских экономик условиями международной торговли этих стран с развитыми промышленными государствами и другими условиями, внешними для этих экономик. Такое объяснение не только оправдывает существующую экономическую структуру латиноамериканских стран, но и обосновывает такие выводы для экономической политики, которые укрепляют действующую институциональную систему.
Поскольку институциональная система любой экономики порождает как продуктивные, так и контр-продуктивные стимулы для организаций, экономическая история любой страны представляет собой соединение разных тенденций развития. Вспомним, что орудиями институциональных изменений непосредственно выступают политические и экономические агенты, стремящиеся максимально расширить те институциональные возможности, которые, как им представляется, создают наиболее выгодные (в краткосрочном плане) альтернативы. Какими бы ни были эти альтернативы — пиратство, создание нефтяного картеля или разработка более совершенных компьютерных чипов, — данные возможности определяются именно существующими ограничениями и изменениями в стимулах. Но обратите внимание, что агент, предприниматель, не только ограничен в выборе альтернативных решений существующими институтами, но и не располагает всей полнотой знаний о том, как достичь своих целей. Поэтому даже если — это большое “если”! — поставленная цель действительно требует роста продуктивности, нет никакой гарантии, что она будет достигнута; деятельность агента может привести к совершенно непредвиденным результатам (например к технологическому прорыву, который снизит надежность прав собственности или повысит риск терроризма). Действительно, при неизменных институциональных ограничениях усилия, направленные на максимизацию результата в краткосрочной перспективе, могут принять вид устойчиво неэффективной деятельности, и даже продуктивная деятельность может привести к неожиданным последствиям. (Хотя бывает, конечно, и наоборот: например пираты могут в конце концов обнаружить, что оседлый образ жизни и торговля выгоднее, чем их обычное занятие,
именно так и случилось с викингами.)
Однако было бы ошибкой думать, что успешные траектории развития могут быть повернуты вспять (или наоборот) в результате незначительных событий или ошибок. Вспомните, что возрастающая отдача заложена в природе институциональной матрицы, составленной из комплекса взаимозависимых правил и неформальных ограничений, совокупность которых определяет экономическую деятельность; отдельные конкретные изменения формальных и неформальных ограничений могут, конечно, изменить содержание экономической деятельности, но не способны полностью изменить направление траектории экономического развития. Изложенная выше история аграрного вопроса в США ясно показывает, что, хотя некоторые законодательные акты были неэффективными, действующая совокупность институтов ослабляла неэффективные последствия этих актов (институциональная система включала не только Статут северо-западных территорий, но также два предшествующих статута, дополнительные положения, включенные в Конституцию США и развившиеся на основе этих правовых норм неформальные ограничения).
Зависимость от траектории предшествующего развития означает, что история имеет значение. Нельзя понять альтернативы, с которыми мы сталкиваемся сегодня (и определить их содержание в процессе моделирования экономической деятельности), не проследив путь инкрементного развития институтов. Но сейчас мы находимся еще в самом начале решения трудной задачи — изучения тех результатов, к которым приводит эффект зависимости от траектории предшествующего развития.
IV
Если взять два разных общества, то почему фундаментальные изменения в соотношении цен влияют на них по-разному? Теперь ответ уже должен быть ясен. В каждом из этих обществ за изменением в соотношении цен последует предельная адаптация (marginal adjustment) институциональной системы. Потребуются немедленные решения, необходимые для адаптации, и эти решения будут зависеть от соотношения сил социальных агентов — организаций, развившихся в рамках совокупной институциональной системы, присущей данному обществу. Обратите внимание, что речь идет об институциональной адаптации, опирающейся на предшествующий ход институционального развития. Поскольку соотношение сил между социальными группами в одном обществе, как совершенно очевидно, сильно отличается от соотношения сил групп, принадлежащих другому обществу, то в каждом обществе возникнет, как правило, своя, специфическая институциональная реакция. Более того, ввиду различий в предшествующем опыте игроков и несовершенной обратной связи между последствиями действий игроков и самими игроками, в сознании игроков сложатся различные субъективные модели, и они будут принимать разные решения. Поэтому в подобных случаях предельная институциональная адаптация не ведет к конвергенции.