Инструктор. Пока горит звезда
Шрифт:
Вначале Сорокин предложил побеспокоить соседей, чтобы их чего доброго не задели при задержании. Но, как подозревал Илларион, он боялся, что соседи могут пожаловаться, что следователь в компании с какими-то неустановленными лицами занимался самоуправством.
– Не бойся, Сорокин. Знаешь, как говорят? Надейся на лучшее, готовься к худшему, – сказал Илларион и поправил под рубашкой бронежилет.
– Тебе хорошо шуточки отпускать, когда ты уже на пенсии! А мне еще надо ее получить!
– С твоими навыками можно подрабатывать
– Ага, а потом меня прибьют такие вот пенсионеры, вроде тебя! Завидую я тебе, Забродов, белой завистью! Ты уже закон столько раз нарушал, что меня десятки раз бы уже посадили, а тебе хоть бы хны!
Одного бывшего ученика Илларион оставил около входа в подъезд, чтобы тот сигнализировал в случае опасности. Бывают разные ситуации. Вдруг еще не все в сборе? Забродову не очень-то хотелось, чтобы его с тыла нашпиговали свинцом как поросенка. Второму ученику Забродов приказал оставаться около лифтов этажом ниже. Сорокин, наблюдая за этими манипуляциями, ужаснулся:
– Ты в своем уме? Это ты что, собрался вдвоем штурмовать осиное гнездо?
– Двум смертям не бывать, одной не миновать, – оптимистично ответил Илларион и вежливо постучал в дверь.
Можно было подумать, что в этой квартире проходила дискотека каких-то подростков, у которых родители уехали на дачу. Звуки музыки разносились на весь подъезд.
– Шансон любишь? – и, не дожидаясь ответа Сорокина, Илларион сам же ответил: – Я недолюбливаю.
Дверь никто не открывал.
– Естественно, тут ничего не услышишь, – и Забродов властно застучал кулаком.
Его стук возымел эффект, и ровно через минуту дверь открылась, оттуда высунулась нахально-невозмутимая рожа. На Забродова, как на врага народа, не уничтоженного по недосмотру советской власти, смотрел парень лет тридцати, смуглый, небритый, эдакий красавчик, любимчик русских дам.
– Не могли бы вы сделать музыку потише? – вкрадчиво произнес Илларион.
Парень явно хотел ответить что-то нецензурное, но, заметив пистолет Сорокина, направленный прямо ему в живот, притих и попятился. Забродов резко схватил парня за руку и вытащил его на лестничную площадку. Тут же повернул его лицом к стене и достал пистолет из кармана его куртки.
– Ого! С каких это пор законопослушные граждане пользуются пистолетом «ТТ»?
– Это статья, – добавил Сорокин. – Состав преступления налицо.
– Отпустите! – взмолился азербайджанец.
Илларион, переглянувшись с Сорокиным, мягким ударом в затылок вырубил азербайджанца.
– Ты что делаешь? – возмутился Сорокин.
– Извини, – усмехнулся Илларион. – Я тебя неправильно понял. Я вбегаю первым, ты за мной. Этот еще очнется нескоро, а если и очнется раньше, то оружия у него нет и телефона тоже. Из подъезда ему не выйти.
Квартира была двухкомнатной, с небогатой обстановкой. Илларион, зайдя в коридор, первым делом закрыл
– Всем на пол! Лежать, суки! – Сорокин залетел в зал, где вился ароматный дымок марихуаны.
Полковник Сорокин был похож на героя боевика – полицейского, который, отчаявшись от вселенской несправедливости, решил вершить правосудие самостоятельно по законам совести и чести. Его позицию весомо подкрепляли два пистолета, которые он направил на троих азербайджанцев, которые, словно по команде, рухнули на пол.
Забродов тем временем проверил кухню. Там никого не было. Тогда он, быстро метнувшись по коридору, вылетел из-за угла и наставил пистолет на дверной проем в спальню, чтобы его не задела шальная пуля. Там, на двуспальной кровати, укутавшись одеялом, лежал Габиб вместе с какой-то девкой.
– Извини, что прервал на самом интересном. Теперь аккуратно подними руки, без резких движений отбрось одеяло и встань.
«Придется извиниться потом перед Габибом, – виновато подумал Забродов. – Все-таки нехорошо это, портить такое ответственное и интересное мероприятие. Третий в таких делах всегда лишний. А я тут ворвался».
Габиб послушно поднялся с кровати, отпустив одеяло, и предстал перед Забродовым в костюме Адама. Девушка затравленно смотрела на Иллариона, не понимая, что ей делать, то ли закатить истерику, то ли лежать смирно и ждать, пока все образуется.
– Оденься и выходи из комнаты. Ты арестован, – важно сказал Илларион и обратился к девушке. – Он серьезный преступник, мадемуазель.
Девушка начала плакать от страха. Илларион поморщился, уж если он что-то не любил, так это женские слезы. Забродов терялся и не знал, как ему быть. С одной стороны, ему становилось неловко, но с другой стороны, он испытывал раздражение.
Угрюмый Габиб натянул джинсы и надел майку, подняв руки, вышел из комнаты. Забродов показал глазами на туалет и ванную. Габиб помотал головой.
– Пошевеливайся, урод! – прикрикнул Забродов на Габиба и втолкнул его в зал к остальным азербайджанским главарям. – Это у вас что, кружок по интересам?
– Интересы у них специфические, – ухмыльнулся Сорокин. – Незарегистрированное оружие, я в этом стопроцентно уверен, и еще травка. Уголовное дело можно считать возбужденным.
– У тебя будут серьезные проблемы, придурок, – процедил среднего роста азербайджанец, блеснув золотой коронкой.
– Не будь кретином, – посоветовал Забродов. – У тебя они уже появились. А если ты этого не понял, то я могу тебе объяснить.