Интеграция мигрантов: концепции и практики

Малахов Владимир И.

Где пролегает граница между местным и приезжим населением?

Граница между «коренным населением» и «мигрантами» представляется очевидной лишь на первый взгляд. Во-первых, многие из тех, кого относят к коренным жителям той или иной страны, строго говоря, таковыми не являются. Либо они сами, либо их ближайшие предки сюда когда-то приехали (иммигрировали) [27] . Во-вторых, есть немало людей, которых никому в голову не придет считать иммигрантами, хотя по формальному признаку их следует отнести именно к этой категории. Согласно дефиниции, принятой Международной организацией по миграции (МОМ), иммигрант – это гражданин одного государства, который более года проживает на территории другого государства. Под это определение подпадает, к примеру, Арнольд Шварценеггер. Мегазвезда шоу-бизнеса и бывший губернатор, который сегодня всеми воспринимается как стопроцентный американец, юридически стал таковым в достаточно позднем возрасте [28] . С формальной точки зрения и гордость британского рока Фредди Меркури, и сооснователь компании Google Сергей Брин, и английский историк сэр Исайя Берлин, и победитель «Евровидения» от Норвегии Александр Рыбак, и великий французский философ Жак Деррида, и успешный писатель Эдуард Багиров являются иммигрантами первого поколения [29] .

27

Жерар

Нуариель преподнес сюрприз и публике, и ученому миру, опубликовав в 1988 г. труд «Французский плавильный котел». Из него следовало, что у каждого пятого жителя Франции, считающего себя коренным французом, есть как минимум один родственник в третьем поколении, который родился за пределами Франции. См.: Noiriel G. Le creuset francais: Histoire de l’immigration XIX–XX si`ecle. Paris; Seuil, 1988. (Английский перевод этой книги вышел в 1996 г.).

28

В тот момент ему было 35 лет. Некоторое время Шварценеггер был даже нелегальным иммигрантом, поскольку жил в США по просроченной визе.

29

До своего превращения во Фредди Меркури музыкант носил имя Фарух Булсар, он родился на острове Занзибар, детство и юность провел в Индии, а имя сменил уже в Англии, когда ему было 24 года. Сергея Брина родители привезли в США в шестилетнем возрасте. Исайя Берлин прибыл на Британские острова из России, когда ему было 11 лет отроду. Александр Рыбак родился в Минске, живет в Норвегии с четырех лет. Жак Деррида приехал во Францию из Алжира на двадцатом году жизни, в том же 19-летнем возрасте прибыл в Россию из Туркмении Эдуард Багиров.

Еще более проблематично выражение «иммигранты второго поколения» (когда имеют в виду детей иммигрантов). Под эту категорию подпадают, к примеру, Николя Саркози и Барак Обама [30] .

Наконец, существует еще одно обстоятельство, усложняющее проведение границы между «нами» и «понаехавшими». Как, к примеру, определить национальную принадлежность таких известных в своих странах личностей, как Омид Нурипур, Ньямко Сабуни или Айян Хирси Али? [31] По убеждению большинства их сограждан, Омид Нурипур – немец (иранского происхождения), Ньямко Сабуни – шведка (африканского происхождения), а Айан Хирси Али – голландка (того же происхождения). Однако найдется немало живущих рядом с ними людей, для которых ни сегодняшнее гражданство названных персон, ни их самоидентификация недостаточны для того, чтобы включить их в круг соотечественников.

30

Отец Николя Саркози Пал Надь-Боча Шаркёзи иммигрировал во Францию из Венгрии в 1944-м, французским гражданином стал лишь в начале 1970-х, то есть когда будущий министр французского правительства и президент Франции был уже подростком. Отец Барака Хусейна Обамы родом из Кении, в момент рождения будущего президента жил в Гонолулу (Гавайские острова).

31

Омид Нурипур (род. в 1975 г. в Тегеране) – немецкий политик, депутат бундестага от Партии зеленых. Ньямко Сабуни (род. в 1969 г. в Бурунди) – депутат Шведского парламента в 2002–2006 гг., а с 2006 по 2013 г. – член кабинета министров Швеции (возглавляла Министерство по делам интеграции). Айян Хирси Али (род. в 1969 г. в Сомали) – голландская писательница и общественный деятель; в 2005 г. вошла в список 100 самых влиятельных женщин мира; известность ей принес, среди прочего, сценарий для документального фильма «Подчинение» (Submission), снятого режиссером Тео Ван Гогом в 2004 г. (вскоре после этого он был убит).

Все это, разумеется, лишь самые очевидные, бросающиеся в глаза случаи. Но они позволяют высветить одну принципиальную проблему. С какого момента человек, с формальной точки зрения являющийся иммигрантом, перестает быть таковым в глазах людей, окружающих его на новой родине? Что он должен предпринять, чтобы перестать восприниматься как чужой? Существует ли набор свойств, обладание которыми достаточно для того, чтобы считаться интегрированным?

Глава 2. Что означает «интеграция мигрантов»?

Под выражением «интеграция мигрантов» понимают, по крайней мере, три разных вещи.

Во-первых, ассимиляцию. В этом случае от мигрантов ожидают полного растворения в населении принимающей страны. Они должны отказаться от всего, что каким-либо образом отличает их от принимающего сообщества. Слово «интеграция» в данном случае выступает фиговым листком – или, как выразился Зигмунт Бауман, «политкорректным обозначением» – ассимиляции.

Во-вторых, под интеграцией может пониматься культурная адаптация мигрантов к новому для них окружению. В этом случае от них не ожидают отказа от любых проявлений культурной принадлежности, связанных со страной происхождения. Для описания процесса культурной адаптации социологи и политики используют два термина – аккультурация и аккомодация. Первый термин, как правило, более или менее тождествен ассимиляции [32] . Те, кто предпочитает второй из этих терминов, стремятся подчеркнуть, что приспособление мигрантов к новой культурной среде хотя и предполагает изменения в их ценностях и нормах, не требует от них смены идентичности.

32

Во времена Бронислава Малиновски среди социальных антропологов, изучавших культурные контакты, было принято считать, что результатом аккультурации будет растворение более «слабой» культуры в более «сильной» (то есть ассимиляция). Одна из культур выступает как более «сильная» либо по причине технологического преимущества, либо потому, что на ее стороне находится политическая власть. Впоследствии возобладал более плюралистический подход, подчеркивающий взаимодействие культур. Аккультурация стала трактоваться скорее в терминах культурного сближения и культурного слияния («фьюжн»), чем в терминах полного растворения носителей одной культуры в другой.

В-третьих, интеграция мигрантов может означать их структурную адаптацию к новой среде, а именно такую степень включенности в жизнь принимающей страны, когда они практически не отличаются от большинства местного населения по объективным (социально-экономическим) показателям. Культурные показатели при этом отодвинуты на второй план. Единственный из значимых параметров культурного свойства в этой связи – владение языком. Однако в рамках данного подхода уровень владения языком также непринципиален. Предполагается, что, коль скоро

индивид сумел успешно вписаться в рынок труда, он обладает необходимой языковой компетенцией.

Примечательно, что в публичном и академическом обиходе Соединенных Штатов вместо слова «интеграция» обычно используют слово «ассимиляция». Вплоть до недавнего времени американские политики и ученые вообще обходились без термина «интеграция». Он вошел у них в оборот лишь под воздействием европейских дискуссий.

Легкость, с какой в Америке говорят об ассимиляции мигрантов, объясняется просто. В американском контексте ассимиляция не подразумевает отказа от этнической или религиозной идентичности тех, кто ассимилируется. Она означает функциональное вовлечение мигрантов и их потомков в четыре основные сферы общества – занятость, систему социальной защиты (welfare), жилищную сферу и образование [33] .

33

См.: Alba R., Nee V. Rethinking Assimilation Theory for a New Era of Immigration // International Migration Review. 1997. Vol. 31, N 4. P. 826–874.

Иными словами, ассимиляция в ее американском понимании – это абсорбция нового населения вместе с приносимым этим населением культурным разнообразием. (Мы оставим пока за скобками вопрос о том, сколько разнообразия допускалось после прохождения мигрантов через плавильный котел Америки) [34] .

Такая традиция словоупотребления разительно отличается от Европы, где за термином «ассимиляция» тянется шлейф негативных коннотаций.

Перед нами, как не раз подмечали наблюдатели, своеобразный парадокс. В Европе, где слова «ассимиляция» старательно избегают, именно к ней стремятся, а в Америке, где это слово до сих пор в ходу, мигрантам оставляют довольно широкий простор для выбора.

34

Отметим лишь, что представление о том, как должен работать американский плавильный котел, претерпело за два столетия серьезные изменения.

Чем объясняется предпочтение, которое в Европе отдается термину «интеграция»? На первый взгляд – соображениями чисто репутационного свойства, а именно стремлением выглядеть более восприимчивыми к разнообразию. Но чем объясняется само это стремление? Эндрю Фэвелл полагает, что оно обусловлено европейским историческим наследием. В отличие от Соединенных Штатов, где нация строилась на территориальной основе, нации в Европе формировались на этнокультурной основе. Интегрирование того или иного политического образования в культурную целостность происходило посредством «национализации» меньшинств. Нациостроительство в Европе представляло собой более или менее насильственное поглощение населения периферийных регионов определенным властным центром (каталонцев, валенсийцев и галисийцев – кастильским центром в Мадриде; саксонцев, швабов и баварцев – прусским центром в Берлине, валлийцев и шотландцев – английским центром в Лондоне и т. п.). Поэтому европейцы мыслят национальную интеграцию сквозь призму институтов и структур, которые в состоянии объединить разнородное население, превратить его в культурное (если не этническое) единство. Соответственно, интеграция мигрантов воображается как продолжение того же процесса. Ее цель – еще раз проделать то же, что было проделано в эпоху нациостроительства, а именно присоединить новое население к этнокультурному ядру. Отсюда и беспокойство европейских политиков по поводу того, что настоящей интеграции мигрантов (читай: их этнокультурной ассимиляции) никогда не произойдет [35] .

35

См.: Favell A. Integration Nations: The Nation-State and Research on Immigrants in Western Europe // International Migration Research: Constructions, Omissions and the Promises of Interdisciplinary / Bommes M., Morawska E. (eds.). Aldershot, Hants, England Burlington, VT: Ashgate, 2004. P. 41–68.

Поэтому нельзя не отдать должное проницательности Зигмунта Баумана: то, чего на самом деле хотят европейцы, – это именно ассимиляция. Но слово «ассимиляция» не произносится – из суеверного страха, что желанной цели не удастся достичь.

Проблематика интеграции мигрантов в западной академической литературе

Западная академическая литература по интеграции мигрантов весьма неоднородна. Бросается в глаза прежде всего контраст между европейскими и североамериканскими авторами. В США и Канаде проблематика инкорпорирования приезжих в принимающее общество рассматривается в перспективе снизу вверх. Исследуется то, как это включение происходит на уровне социального взаимодействия. В частности, социологи наблюдают за тем, существует ли сегрегация по месту жительства, каковы показатели местного и новоприбывшего населения с точки зрения структуры занятости, заключаются ли и как часто смешанные браки и т. д. В европейской литературе господствует иная перспектива: сверху вниз. Интеграция мигрантов рассматривается здесь как вопрос по преимуществу политико-административный. Соответственно, предметом исследования выступают программы интеграции, разрабатываемые тем или иным государственным ведомством. Более того, эти исследования, как правило, привязаны к процессу принятия административных решений и ведутся по заказу госструктур. Есть, правда, исследования, которые инициируются неправительственными организациями. Однако и в том, и в другом случае оказывается, что европейские авторы, пишущие об интеграции, зачастую являются людьми ангажированными. Они вовлечены или в некую государственную, или в некую «активистскую» структуру. Перед нами, таким образом, не столько исследователи, сколько исполнители заказа, будь то заказ административный или «партийный» [36] .

36

См.: Favell A. Integration Policy and Integration Research in Europe: a Review and Critique // Citizenship Today: Global Perspectives and Practices /T.A. Aleinikoff, D. Klusmeyer (eds.). Washington, D.C.: Brookings Institution / Carnegie Endowment for International Peace, 2001. P. 349–399.

Как бы то ни было, многие из ученых, обращающихся к интересующей нас теме, указывают на проблематичность самого выражения «интеграция мигрантов». В самом деле, употребляя это выражение, мы исходим из целого ряда молчаливых допущений. Мы воображаем принимающее сообщество как некую целостность. При этом мы молчаливо подразумеваем, что эта целостность оказывается под угрозой в результате иммиграции. Далее, мы полагаем, что в основе упомянутой целостности лежит некий нормативный консенсус (общие ценности). Такое представление восходит к Эмилю Дюркгейму, а систематическое воплощение оно получило благодаря Толкотту Парсонсу.