Интенциональность и текстуальность: Философская мысль Франции XX века

Левинас Эммануэль

Теперь даже само существование ощущает себя ответственным «вплоть до безответственности», — как сказал Бланшо по поводу Батая¹² или Адорно выразил свои мысли аналогичным способом относительно искусства¹³. Существование осознает свою ответственность за отсутствие ответа, в том числе и за тотальную свободу и рассеивание ответов. Нужно быть способными брать на себя обязательства вплоть до игр и шалостей, обещать упоение и ничего более.

Мы ответственны за смысл, который не является ответом значения, способным наполнить сообщение, послание или дар смысла, полагая цель в «вот» нашей ответственности. Так, например, Эрнст Тугендхат определил ответственность

в сообществе через постановку вопроса о том, что можно было бы определить при помощи идеи «добродетельной жизни» и «приспособления (этой идеи) к модусу вопроса об истине» или модуса, согласно которому «перспектива блага открыта нам в знании незнания»¹⁴.

Можно быть уверенным, что никогда никакие крайние понятия — Бог или Человек, Знание или Справедливость, Власть или Счастье не преследовали цели отмены бесконечности смысла и абсолютного характера (безответственности. Сегодня мы совершаем решительное познание — познание не-знания, а также того, что всякое высшее значение означает вне самого себя ответственность крайней безответственности смысла. В конце концов, мы ответственны за безграничность и должны быть способными претерпевать и мириться с отсутствием всякого данного ответа и вечным возвратом молчания. Существование очень прочно связано с этим.

Это наиболее строгое и жесткое требование. Здесь присутствуют логическая, этическая, политическая строгость, а также ответственность мысли: не поддаться захватыванию смыслом и не отождествлять его с собой, не ограничиваться его сообщением или воплощением, представлением или овеществлением, создавая теорию или движение интеллектуалов. А снова и снова связываться со смыслом без всякой уверенности, рисковать безграничностью смысла, беспрестанно и бесконечно воспроизводить его, чтобы понять, что единственной мерой для смысла является его безмерность. Для этого стоит отречься от важных поз и мелочных предосторожностей ответственных урокодателей.

Существование и демократия — эти слова не означают плоского горизонта достигнутой уверенности — демократическое существование не есть ни данность, ни режим, ни правовая основа. Это — равенство, требующее от мысли каждого ответственности абсолютного смысла.

Однако недостаточно только назвать этот смысл, который я надеюсь сделать понятным, и оставить в его собственной неопределенности, как если бы это было магическое слово. Тем не менее, это то слово, которому я доверяю, которое должно пригодиться и сегодня, как нечто не подверженное износу и обесцениванию. Таким образом, «смысл», повторим еще раз, — не наличная реальность, а иллюзорное осуществление его чистой интенции. Смысл — это то, что возвращает нас друг к другу и оставляет нас друг с другом. Поэтому всегда существуют правила ответа: не ответа на вопрос, который завершит исследование или ответит на просьбу, а ответа как возврата адресату. Другие обращаются к истине во мне, а я возвращаю это обращение, обратившись к истине в другом. Столько говорилось, будто философия лишь ставит вопросы. Я могу сказать, что сегодня она думает только об ответе: но не об ответе-решении или ответе-вердикте, а о со-общении. В со-общении, которое является нашей со-ответственностью, нужен не тот, кто препятствует коммуникации, а, напротив, тот, кто ее устанавливает и дает новый импульс. Нужны голоса, нужно звонить во все колокола и приветствовать оригинальные решения. Нужны такие голоса, которые подлинно существуют в со-общении, в сотворчестве смысла. Демократическая ответственность есть ответственность подобного творчества. Это означает, что сама демократия не содержит ничего данного, никакого определенного смысла. Она в точном смысле ответственна за то, что не может быть данным: за демос или народ, за одних в событии с другими.

Комментарии

Пространство^*

Перевод

В. А. Суровцева и Е. А. Наймана второй главы второй части книги М. Мерло-Понти «Феноменология восприятия» выполнен по изданию: М. Merleau-Ponty Phenomenologie de la perception. — Paris: Gallimard, 1945. P. 281–344.

(1) Под классической концепцией интенциональности мы понимаем концепцию, которая представлена в Р. Lachieze-Rey L'ldealisme kantien, сходную с Кантовской, или концепцию Гуссерля, относящуюся ко второму периоду его философствования (период Идей).

(2) Stratton, Some preliminary experiments on vision without inversion of the retinal image.

(3) Stratton, Vision without inversion of the retinal image.

(4) Такова, по крайней мере, имплицитная интерпретация Стрэттона.

(5) Stratton, Some preliminary experiments, стр. 617.

(6) Stratton, Vision without inversion, стр. 350.

(7) Там же, стр. 346.

(8) Stratton, The spatial harmony of touch and sight, стр. 492–505.

(9) Там же.

(10) Stratton, Some preliminary experiments, стр. 614.

(11) Stratton, Vision without inversion, стр. 350.

(12) Wertheimer, Experementelle Studien Uber das Sehen von Bewegung, стр. 258.

(13) Там же, стр. 253.

(14) Nagel, цитируется у Вертгеймера, там же, стр. 257.

(15) La Strukture du Comportement, стр. 199.

(16) Изменение направления в акустических феноменах чрезвычайно трудно осуществить. Если мы, с целью достижения псевдофонии, устраиваем так, чтобы звуки, идущие слева, достигали правого уха ранее, чем левого, мы получаем инверсию слухового поля, которая сравнима с инверсией зрительного поля, представленной экспериментом Страттона. Даже после долгих тренировок экспериментируемые не могут «скорректировать» слуховое поле. Только с помощью слуха местоположение источника звука, в конце концов, устанавливается неверно. Оно устанавливается корректно, и кажется, что звук исходит от источника слева только в том случае, если объект и слышим, и видим одновременно. Р. Т. Young, Auditory localization with acoustical transposition of the ears.

(17) Экспериментируемый, в эксперименте со слуховой инверсией, может вызвать иллюзию корректной локализации в тот момент, когда он видит источник звука, именно потому, что он сдерживает слуховые феномены и «живет» визуальными данными. Р. Т. Young, там же.

(18) Stratton, Vision without inversion, первый день эксперимента. Вертгеймер говорит о «визуальном вертиго» (Experimentelle Studien, стр. 257–259). Мы сохраняем вертикальное положение в физическом смысле не из-за устройства скелета и даже не в результате регуляции мышечного тонуса посредством нервной системы, а поскольку захвачены миром. Если подобная захваченность серьезно нарушена, тело разрушается и становится просто объектом.

(19) Различие между глубиной вещей, находящихся в отношении ко мне, и расстоянием между двумя объектами устанавливается в Paliard, L'lllusion de sinnsteden el le probleme de l'implication perceptive, стр. 400 и в Е. Straus, Vom Sinn der Sinne, стр. 267–269.

(20) Malebranche, Recherche de la virile, книга 1, часть IX.

(21) Там же.

(22) Paliard, указанное сочинение, стр. 383.

(23) Koffka, Some problems of space perception. Guilaume, Trails de psychologie, часть IX.