Интенсивная терапия

Даниленко Жанна

Я ведь не просто научный сотрудник, женщина я, Глеб, понимаешь, женщина! Которой тепло и ласка нужны, а не только триглицериды с липопротеидами. А он сказал, что дежурит, а сам нифига не дежурит, я ж в отделение-то звонила. А почему позвонила? Точно, закономерный вопрос, так я отвечу тебе на него, Глеб. Я компьютер его открыла, в почту зашла. А там эти фото. Представляешь, мой муж обнимается и целуется с мужчиной!!!

У меня крыша поехала, Глеб.

Всё что угодно, только не это.

Да с бабой какой – я бы пережила, а с мужиком?! Ты вообще представляешь, как это – целоваться с мужиком?!

Ты представляешь, какая мразь мой муж?!

И

что мне теперь делать? Вернётся он завтра с работы домой, а я что? Скажу всё, что о нём думаю? Что я думаю о таких, как он. Он прекрасно знает. Мы говорили об этом и не раз. Их сжигать надо всенародно, чтобы другим неповадно было. Ненавижу я геев и лесбиянок ненавижу, и любовниц всех, и любовников тоже! Ой, Глеб, я, похоже, всех ненавижу! Кроме тебя. Спасибо, что выслушал и за поддержку спасибо, и за помощь со статьёй этой дурацкой, тоже спасибо! Как хорошо, что встречаются такие люди, как ты, Глеб!»

Она удовлетворённо поставила восклицательный знак и щёлкнула на кнопку «Отправить сообщение».

Затем распрямилась и потянулась, сидя на стуле.

И тут до неё дошло. Она отправила письмо совершенно незнакомому ей человеку, труды которого читала. Труды и ничего больше.

Что она знала о нём? Ничегошеньки не знала. Он её оппонент на будущей защите, а она ему вылила всё, что накопилось в душе.

Как же изменили её эти последние сутки. Что теперь делать?!

====== Какого хрена я ответил?! ======

– Мне было хорошо. Очень. Ты классный. Ты мне позвонишь?

– Конечно.

– Пока.

– Пока.

Глеб подождал, пока за гостем закроются двери лифта, запер дверь. Уже на пороге спальни остановился, вернулся обратно к входной двери и запер её на ещё один замок.

Будто это спасёт от наваливающейся со всех сторон тоски.

Тоска-а… От неё не отгородиться дверями и стенами, не запереться ни на какие засовы. Она, тварь, запускает щупальца под кожу, и ты повсюду таскаешь её с собой. Таскать тоску… Таскать, стискивая зубы… Смешное слово «тискать» произошло от слова «тиски». Жуткое приспособление, полностью обездвиживающее всё, что попадает в него. Тоска таскает меня в тисках. Ха, да вы поэт, батенька!

В спальне пахло сигаретным дымом, чужим парфюмом, недавним сексом. Хорошо, что мальчик попался сговорчивый, без проблем согласился уехать. Некоторые пытались остаться на ночь. Глеб ненавидел, когда кто-то из его случайных партнёров оставался на ночь. Одного раза хватило, чтобы понять. Одного-единственного раза, когда найденные утром спросонья губы оказались чужими. Не его. Не того, с кем Глеб хотел бы проснуться утром в одной постели.

С кем хотел бы просыпаться всю жизнь.

Тот студентик, которого Глеб первый и последний раз оставил на ночь в своей квартире, не был виноват, конечно. Он-то рассчитывал, что профессор Поддубный, умнейший человек, восходящее светило науки и привлекательный до одури мужчина станет «тем самым» для него. Наивный, глупый, восторженный мальчик. Глеб внезапно вспомнил, как парнишка выскочил из его квартиры, глотая слёзы, не попадая руками в рукава куртки. Ему было больно. От жестоких презрительных слов недавнего кумира, от жёстких рук Поддубного. Нет, Глеб не бил его. Просто оттолкнул – брезгливо, как господин раба.

Как когда-то оттолкнули его самого. Да? Не руками, даже не словами. Просто вычеркнули из жизни, оставив Глеба Поддубного за скобками, за запертой на все замки дверью. И никакие слёзы, никакие разбитые в кровь кулаки не помогут достучаться до любимого человека. Теперь уже никогда. Потому

что больше нельзя даже стоять под этой дверью.

У того, с кем хотел бы просыпаться в одной постели Глеб, вчера родился сын.

Внезапно смесь запахов в спальне показалась Глебу похожей на вонь чего-то невыносимо мерзкого, будто где-то под половицей сдохла крыса и медленно разлагалась там. Он рывком распахнул окно, свалив с подоконника на пол деревянную вазу, стопку книг, пустую кофейную чашку. Осколки разлетелись по всему полу. Холодный уличный воздух глыбами вваливался в быстро выстывающую комнату, сушил злые, так и не пролившиеся слёзы.

К чёрту. К чёрту всё!

В таком состоянии смешно было даже надеяться, что удастся заснуть. Глеб не стал закрывать окно, подхватил с прикроватной тумбочки ноутбук и отправился в свой рабочий кабинет. До утра осталось не так уж и много времени.

Работа всегда успокаивала. Анализируя данные, делая выводы, подводя под свои соображения теоретическую базу, Глеб становился тем, кем его привыкли видеть окружающие – учёным с уже известным именем, блестящим экспериментатором, смелым новатором. Всегда отстранённо-вежливый, неприступный, не дающий волю эмоциям. Въедливый и беспощадный к любой тупости. От его заковыристых вопросов, заданных спокойным бархатным баритоном, у студентов отнимались языки, а у диссертантов начинался нервный тик. Кстати о диссертантах. У кого-то там скоро защита, его пригласили оппонентом. Интересная тема, а главное – актуальная.

Открывать почту Глебу не хотелось. Он так и не удалил мейл от Игоря. Как жаль, что уже не получится сменить адрес почтового ящика, слишком много деловых контактов закреплено именно за этим аккаунтом. К чёрту. Надо просто удалить письмо, не открывая. Какая разница, если каждое слово короткого текста словно выжжено на обратной стороне век?

«Надеюсь, ты тоже рад за меня. Очень хочу, чтобы ты был счастлив».

Глеб чуть было не удалил все непрочитанные письма заодно с мейлом от бывшего любовника. Вовремя задержал руку, глаза выхватили незнакомый адрес. Govorova_136. Это ещё кто?

Само письмо Поддубный пока не стал читать, увидев фамилию и имя. Да-да, это и есть диссертантка, которой он будет оппонировать на её защите. Удачно, что не удалил всю почту скопом.

Открыв прикреплённые к письму документы, Глеб углубился в изучение подборки таблиц, сделанных Марией Говоровой.

Вечером, после насыщенного рабочего дня, Глеб с удовольствием отключил все телефоны и открыл домашний ноутбук. Аналитические таблицы Марии Поддубного не просто впечатлили – привели в восторг. Вот правильно говорят, что женщины по самому складу их ума просто созданы для кропотливого и тщательного анализа огромного количества информации! Молодец, Мария, если вся её диссертация будет написана столь же блистательно, это уже не просто кандидатская, можно будет выдвинуть сразу на докторскую степень.

Сохранив наработки Говоровой, Глеб решительно открыл почту. Надо уже перестать рефлексировать, а действительно взять и удалить все прочитанные письма. Сын родился? Очень хорошо. У Игоря теперь есть наследник, который наверняка вырастет таким же говнюком, как его папаша. Таким же невероятно сексуальным, красивым и бессердечным. Пусть будут счастливы. Оба.

Письмо Марии осталось последним из неудалённых. Глеб машинально нажал на «прочитать» и по мере того, как глаза Поддубного пробегали одну строчку за другой, его брови поднимались всё выше.