Интербеллум
Шрифт:
Но все сложнее, когда у тебя сын — единственный ребёнок и наследник всех трудов и, вдобавок, растёт без матери. Вот здесь на сцену выходит отец — непримиримый и суровый глава семьи, владелец фамильных богатств. Он будет воспитывать мальчика в строгости и за каждый проступок напоминать кем тот является, и каков его долг перед семьёй. И речи не может идти о праздниках, детских шалостях и возможности понежиться в кровати хотя бы до полудня в свой заслуженный выходной. В обстановке беспрестанных указов и одёргиваний ребёнок вырастает запуганным и нервным, если только его вовремя не забирает родной
Как глоток свежего воздуха воспринимает мальчик свой отъезд из родительского дома. Вот он уже под чутким присмотром своей тетки, жены дяди, и её родни. Все они наперебой хвалят его за манеры, вежливость и честность. Дядя же отмечает его сообразительность, он катается с ним на лошадях и иногда берет на скачки, а также пару раз в год они втроём выезжают заграницу и живут там месяцами. Кажется, ребёнок забывает чёрствость и холодное отношение отца, но порой ком застревает в горле, а пелена застилает глаза. Но милая тетушка утирает платком слезы с румяного лица и целует в золотистую шевелюру.
Но вот, мальчику исполняется двенадцать лет, и добрый дядя вынужден отдать его обратно отцу. По соглашению, к которому пришли мужчины в страшных спорах, дядя забирал племянника к себе на шесть лет и, когда они миновали, Владислав Алексеевич приехал за сыном. Забирая Евгения, отец нашёл его избалованным и изнеженным.
В борьбе прошли последующие годы. Дядя привил Евгению добрые начала: сострадание, благородство духа, самоотверженность и простоту в общении. Но отец решил искоренить эти качества — он посчитал альтруизм и жалость не достойными ребенка голубых кровей, которому предстоит стать архонтом. Вместо этого он развил в сыне упрямство и силу воли, научил широко мыслить и отстаивать свое мнение любыми средствами. Отец изо всех сил старался выкорчевать из сердца Евгения привязанность к дяде, но мальчику удалось спрятать сильное чувство глубоко в сердце — туда, где уже поселилась гордыня и себялюбие. И таким он предстал передо мной в возрасте пятнадцати лет — эгоистичным, вспыльчивым чародеем.
С самого начала я служила ему, но когда Евгений уезжал погостить к дяде, я доставала свое оружие, брала самолет и улетала на задание. Меня с одиннадцати лет готовили как убийцу и, завершив обучение, Демонов купил и пользовался моими боевыми навыками для устранения своих врагов. Все они были разными — мужчины, женщины, семейные пары. Знал ли об этом Евгений? Думаю, со временем он стал догадываться.
Светало, а я не видела Демонова с вечера. Не знаю, как моему хозяину удалось уснуть, но я не смогла поймать сон. В доме было тихо и от того рука сжимала пистолет сильнее. От кого я хочу его спасти? От родного отца? Демонов жесток, но он не способен на убийство собственного ребенка.
— Наш хозяин совершил ошибку, — проговорил Альберт.
— Все будет хорошо.
— Это поэтому ты не спишь?
Я вышла на улицу и закурила. Рядом с нашим особняком находились еще несколько домов — нигде не горел свет. Огромный забор, раскинутый на гектары земли, скрывал нас днем от любопытных зевак, а ночью — служил защитой.
— Что же с ним будет? — спросила я Альберта. Он не предсказывал будущее, а если бы и мог — хотела бы я его знать?
— Бессмысленно устраивать скандалы — он лишь женится
— Он совсем ребенок… — Я выдыхаю дым.
— Моя дорогая, ему двадцать два! В его годы я участвовал в сражениях и…
— А помнишь, когда мне было…
Куд замолчал на полуслове и помрачнел.
— Перестань ворошить прошлое, Хитоми! Если только Демонов заподозрит — ох! — не сносить нам головы!
Я сделала последнюю затяжку, но ощущала лишь твердые ладони на щеках. Такая глупая — наивная — подставляю лоб для поцелуя. На шее медальон — подарок. «Вместе?» — спрашивает.
— Навсегда, — вырвалось из меня. Я моргнула и затушила сигарету.
— Прекрати думать об этом! Хватит!
— Уйди к себе.
— Хитоми!
— Уйди!
Альберт спрятался в самом дальнем уголке моего сознания и затих. Он не мог не выполнить приказа.
В полдень Демонов вызвал к себе Евгения. Их разговор длился недолго и, выйдя из кабинета, мой хозяин прямиком направился к себе.
— Пусть собирают вещи.
— Зачем?
Евгений стянул с себя футболку и налил виски.
— Мы улетаем на Камчатку.
— На Камчатку? Куда?
Он взглянул на меня и, по-видимому, что-то в моем лице заставило его рассмеяться.
— Что это? На лице невозмутимого стража растерянность?
Хозяин налил виски во второй стакан и протянул мне. Впервые за семь лет. Своим жестом он застал меня врасплох, но я нашла в себе силы поблагодарить.
— Бери, бери. Отпразднуем мою помолвку. Вчера я забыл предложить тебе выпить, — он снова рассмеялся и осушил стакан.
— Куда же мы едем? — сделав два глотка, спросила я.
— В Петропавловск-Камчатский. Пусть соберут чемодана три-четыре. Неизвестно, сколько мы там пробудем.
— Но там же…
— Да, — он нахмурился. — Отец, наверное, решил, что если я буду видеть Ангелову каждый день, то воспылаю любовью.
— Так вы все же помолвлены?
Евгений усмехнулся и кинул в меня газетой.
Свежий выпуск начинался с заголовка: «Она сказала — да!» и на весь разворот фотография вальсирующих Евгения и Ангеловой. Елизавета выглядела счастливой, а сам Евгений был взят в профиль. Скорее всего, из всех фотографий эта была самой удачной — публика не увидит, с каким скучающим видом танцевал жених. Дальше я прочла: «Вчера на званом ужине во дворце, численностью в четыреста персон, было объявлено о помолвке Евгения Владиславовича Демонова и Елизаветы Григорьевны Ангеловой. Пусть союз будет нерушимым и принесёт счастье».
— Помолвка бы и так состоялась, — дождавшись, когда я оторву взгляд от номера, прокомментировал хозяин. — Но нужно уметь проигрывать достойно. И красиво, — добавил он, помолчав.
— Когда же самолет?
— Сегодня вечером.
— Елизавета Григорьевна так скоро покидает столицу?
Евгений пожал плечами.
— Она летит завтра или послезавтра. Мне все равно. Я просто не хочу быть с ней в одном самолете.
— Тогда сейчас же пришлю прислугу.
Я собирала сумку, когда парадные ворота отворились перед въезжающей машиной. Затонированная и лоснящаяся иномарка подъехала к крыльцу. Я хорошо видела, как вышел губернатор Матвеев со своей женой и, сутулясь, маленькими шажочками засеменил в дом.