Интердевочка
Шрифт:
Не помочь парню было бы свинством. Я подошла к ним и (стерва этакая!..) не удержалась от маленького спектакля.
– Что хочет этот парень, Эйнар?
– спросила я по-шведски.
– Здравствуйте, фру Ларссон. Он пытается говорить по-немецки, но понять его смогут только в южной Африке.
Русскому шоферюге было года тридцать три, и он был хорош собой, этот сукин сын, словно с первомайского плаката!.. Он и ко мне обратился на чудовищном немецком языке. И протянул карту дорог.
– Ладно тебе, - сказала я ему по-русски.
– Не надрывайся. Какие проблемы?
Он
– Как вы хорошо говорите по-русски…
– Я вообще девушка способная. Ты откуда?
– Из Ленинграда. А вы - местная?
– Что-то в этом роде. А в Ленинграде где живешь?
– Вы, наверное, не знаете. На проспекте Науки.
Я насторожилась.
– Дом?
– Ну, какая разница?
– улыбнулся он.
– Ну, тридцать два…
Я отступила от него подальше, посмотрела на передний номер, увидела - АВЕ 51-15 и все поняла:
– Значит, это я из-за тебя, мать твою за ногу, никогда к своему дому толком подъехать не могла?! Раскорячится со своей бандурой, как будто он один в городе!..
С Фросей на руках я металась по второму этажу нашего салемского стурмаркнада, где торговали шмотками, а он, обвешанный свертками, еле за мной поспевал.
– У твоей жены сколько в бедрах? По окружности.
– Ну откуда я знаю?!
– огрызался он.
– Кончай, Татьяна! Ты же меня в идиотское положение ставишь!..
– Во, дурак! Нет, честно, Витька, ты дурак и уши у тебя холодные. На кой черт тебе тратить свою вшивую валюту, если мне это ни хрена не стоит? Давай, возьмем ей эти порточки. Ты ей таких портков в Ленинграде ни у одного фарцовщика не купишь! И дочке твоей такие же… Вот попс будет! Все упадут - это сейчас жутко модно!
Потом мы сидели на террасе придорожного кафе, где в этот час не было ни одного человека, а наши машины - моя маленькая «вольвочка» и его громадный «вольвище» - стояли совсем рядом и разглядывали нас своими фарами. Под столом дрыхла разомлевшая Фрося.
– От нас возим фанеру, вино грузинское, полиэтилен, торф, - говорил он.
– От них - металлический порошок из хесенеса, задние стекла с отопителями для «жигулей» из эслова… Из клиппана - инерционные ремни безопасности, из Гетеборга - запчасти вон для таких «вольво»…
Он показал на свою машину.
– Съешь еще что-нибудь, Витя, - тихо сказала я.
– Ты меня совсем обкормила!
– А может, выпьешь капельку?
– Да ты что, Татьяна! Я же за рулем.
– А я еще чуть-чуть шлепну, - и подлила себе джина в стакан.
– Ой, Танька, напрасно, - покачал головой Витя.
– Здесь полиция такая жестокая на это дело!
– Бог не выдаст, свинья не съест, - я подняла стакан.
– За тебя. За Ленинград… За твоих… За мою маму.
Я выпила, и мне захотелось плакать. Но я и виду не подала.
– Когда еще приедешь в Швецию?
Он достал из кармана фирменный календарик «Совтрансавто», посчитал, шевеля губами, и сказал:
– Если все будет нормально, то числа двадцать первого или двадцать
– Подари календарик, - попросила я.
– Держи.
– Спасибо… Спасибо тебе, Витя.
– Что ты, что ты!.. Это тебе спасибо…
– Не болтай глупостей. Отдашь моей маме это платьице и туфлишки, что мы купили, и кофточку для Ляльки и скажешь, что у меня все очень, очень, очень хорошо…
Тут я не выдержала и расплакалась.
Дома, в ожидании приезда Эдика, я завелась с пирогами. Врубила на кухне кассету с американскими мультяшками, звук убрала и шустрю. Раскатываю тесто, одним глазом слежу за теликом и говорю:
– …И все эти девочки, заметь себе, приезжие! Из маленьких городков, из районных центров, из деревень… Приезжают в Москву или к нам в Ленинград нормальными, порядочными девчонками. В техникумы, в пэтэу, в школы торгового ученичества. Пардон…
Я плеснула немножко джина в стакан и разбавила его тоником. Отхлебнула и поставила рядом.
– И только недавно я сообразила, почему коренных ленинградок или москвичек в этом бизнесе гораздо меньше. Единицы буквально. Мы… Как бы это сказать? Мы уже заранее расслаблены. У нас родители под боком, крыша готовая над головой. Нам бороться не за что. А они предоставлены самим себе. Мне матери нужно было горбатого лепить: «У подруги задержалась…», «На метро опоздала…», А им это не требуется. Не пришла ночевать в свою общагу - кого это колышет? Я дома всегда перехвачу кусочек булки с маслом, а этим девочкам ой-ой как надо ушами шевелить, чтобы прокормиться в большом городе и выглядеть!..
Я еще немножко выпила. И снова взялась за тесто.
– У них хватка должна быть железная! Вот заметь, сейчас повсюду - в спорте, в науке, в служебных отношениях аж до самого верха - всегда побеждают провинциалы! Мы пока рот раззеваем - они уже кусок оторвали и схавали. И проститутки валютные - кто самые лучшие? Самые хитрые, самые жадные, самые умные? Лимитчицы!.. Возьми Кисулю. Институт культуры кончила. Сима-Гулливер - мастер спорта по волейболу. Откуда Зина Мелейко тогда по восемьдесят восьмой в тюрьму загремела? С пятого курса университета, с филосовского факультета! А ведь они все - кто из Пскова, кто из-под Вологды, кто из Череповца… Самые ушлые через несколько лет уже и с квартирами, и с машинами, и «капусты» навалом. Приступом города берут!
Подняла стакан, посмотрела на свет и сделала еще один глоток.
– И причем, у них все вокруг схвачено! Со всеми - васьвась… Сами молотят - будь здоров, и другим жить дают. Платят, платят… У хорошей валютной проститутки от пятидесяти до двухсот рублей в лень одних накладных расходов! Конечно, зависит от того, сколько она будет иметь в этот день… Вокруг них столько сволочи кормится!.. По себе знаю.
Попробовала тесто на вкус - пресное, спасу нет! Поискала соль - пустая банка…
– О, черт! Неужели соли опять нет?! Голова с дыркой! Вторую неделю соль забываю купить, представляешь? Кошмар какой-то!..