Интердевочка
Шрифт:
– А может быть еще и отрицательное решение?
– спросила я.
– А как же?
– улыбнулась майорша.
Ехала я по этому адресу в такой ярости, что когда такси остановилось, то выскочила, забыв расплатиться.
– Эй!
– крикнул водила.
– А деньги?!
Я бросила ему треху, извинилась, и он укатил. Сверила номер дома с записью в овировской бумажке и стала искать квартиру семьдесят шесть.
Прошла первый двор - нету. Второй двор - тоже нет… Смотрю, откуда-то выходит тетка с детской коляской. В коляске
– Не скажите, где квартира семьдесят шесть?
– Спрашиваю.
– К Зайцевым?
– Да.
– Иди в третий двор. Там в уголке за мусорными баками дверь. Несколько ступенек вниз - там и Зайцева. Доктор, что ли?
– Нет.
– Из собеса, видать, - решила тетка и покатила коляску.
Прошла в третий двор, нашла дверь за мусорными баками. На лестнице - ни зги не видать, чиркаю зажигалкой, ищу. Вот она. Мелом на двери написано. Кнопки звонка и в помине нет. Я давай стучать…
Это в самом-то центре города-героя! Между «Пассажем» и музкомедией! Русский музей напротив, филармония сбоку, «Европа» рядом, иностранцы шастают! Хоть бы их постеснялись! Ну прямо «за державу обидно», как в том фильме… Черт бы вас побрал с вашим центром!..
Открывает мне какой-то старик в жутком нищенском виде. На руках маленький полуголый ребенок. За стариком еще двое - пацан лет шести и девочка лет девяти. Тоже не приведи господь во что одеты.
– Опять на лестнице света нет?
– приветливо спрашивает старик.
– Нет, - говорю.
– Проходите, доктор. Вы извините, но нам сказали, что вы будете только во второй половине дня.
– Я не доктор. Мне нужен Зайцев Николай Платонович.
– А, так вы из собеса!.. Я и есть Зайцев Николай Платонович, - говорит старик и кричит в глубину своей кошмарной квартиры: - это не доктор, Люсенька! Это ко мне товарищ из собеса пришел!
И протягивает маленького ребенка девочке:
– Ларисочка, возьми Стасика. Идите в комнаты, поиграйте. Только тихо, чтобы мамочку не напугать. А я с тетей на кухне поговорю. Ну-ка, быстренько…
А я смотрю на них и думаю: «Господи! Это же мой отец!.. Моя сестра… Мои братья… Какая же нищета, какая чернуха может быть в наше время?! Кошмар… И почему он такой старый?.. Он же всего на три с половиной года старше мамы. Ему сейчас должно быть только пятьдесят четыре… Нет! Это ошибка, ошибка!
– Вы, действительно, Николай Платонович Зайцев?
– Вам паспорт?.. Сейчас, сейчас принесу.
Он еле-еле проковылял в комнату, держась руками за стенку.
– Да, нет. Не нужно. Что у вас с ногами?
– Будто не знаете! Полиартрит же. Вы же мне по инвалидности пенсию платите. Собес же!
– Я не из собеса.
Старик остановился, замер, изумленно повернулся ко мне:
– Вот так клюква… А откуда же?
Потом мы сидели на кухне, и я боялась даже прикоснуться к столу - так все было нечисто, липко, запущено.
– Чего же ты зубы-то себе
– вглядывалась я в него.
– Все как-то времени нет… - улыбнулся он, вытирая слезы.
– Причем мне как инвалиду второй группы это бесплатно положено.
– И не бреешься.
– Это я только дома. А когда на работу или в люди, обязательно.
– Работаешь?
– А как же? Вахтером в трамвайном парке. Сутки через трое. Очень удобно. Это еще счастье, что у меня инвалидность с правом работы. Так что мы живем неплохо…
– Я вижу.
– Мне главное - Люсю поднять. А то она все лежит, лежит… Как Стасика родила, так и не встает. Врачи говорят - мозговые явления. А мама как?
– Тебе-то что?
– Ну, так…
Из комнаты были слышны приглушенные несмелые детские голоса.
– Ноги сильно мерзнут, - сказал отец.
– При артрите очень нарушается кровообращение и все время мерзнут ноги…
– Слушай, - сказала я ему.
– Я тут замуж собралась…
– Ой, доченька! Поздравляю…
– Во-первых, я тебе не «доченька», а во-вторых, мне твои поздравления, как зайцу - триппер. Я выхожу замуж за иностранца и уезжаю жить за границу. И мне нужно, чтобы ты подписал бумагу в нотариальной конторе, что материальных претензий ко мне не имеешь и не возражаешь против моего отъезда.
– Дела… - удивился он.
– За границу. Вот так да!.. Значит, ты покидаешь родину? А как же мама? Ты об ней подумала?..
– Ты много о ней думал!
– Мне захотелось его убить.
– Ой-ой-ой… Тут без пол-литры не обойтись. Выпьешь рюмочку?
– Я не пью.
– И правильно, детка. Но это моя собственная - чистый сахар, палочка дрожжей и никакой химии. Когда еще встретимся?
Я посмотрела на него, и мне показалось, что он сейчас снова расплачется.
– Черт с тобой, - сказала я.
– Наливай.
Он проворно достал откуда-то мутноватую захватанную бутылку, две кошмарные копеечные рюмки и прикрыл дверь кухни. Наполнил рюмки и разрезал одно яблоко пополам.
– Ну что ж, - сказала я.
– Давай выпьем, «папочка». Давай выпьем с тобой, Николай Платонович Зайцев, за то, что ты, сукин сын, старый кобель, бросил нас двадцать три года тому назад и ни разу у тебя сердце не защемило - как там поживают твоя бывшая жена Алла Сергеевна и дочь Татьяна Николаевна. Давай выпьем это твое вонючее пойло за то, что ты еще троих детей настрогал, а кормить их не научился, чтобы хоть под конец твоей никчемной жизни они выросли нормальными ребятами, а твоя жена поправилась бы!
Я выпила, а он снова стал плакать.
– Пей!
– сказала я.
– Сам же хотел выпить. Какая тебе разница за что пить?
Он испугался и выпил. Судорожно вздохнул, поднял на меня полные слез глаза, проговорил трясущимися губами:
– Что же это вы все такие жестокие?..
– С волками жить… - сказала я.
– Давай, одевайся. Поехали к нотариусу.
– Зачем?
– То есть как «зачем»?! Чтобы ты там заявил, что против моего выезда не возражаешь и материальных претензий ко мне не имеешь!