Интересно девки пляшут, или Введение в профессию
Шрифт:
— Ты уже собралась? Ну, молодец. А я, честно говоря, еле глаза продрал. Спасибо Дуське — растолкала. Да, здорово мы вчера надрались. Ты сама-то как? И чего вся такая мокрая? Я вроде тебе скосил дорожку до туалета.
Заподозрив, что и Ванька явно не в себе, я решила зайти с другой стороны и, сдирая с себя мокрые насквозь сапоги, как можно равнодушней поинтересовалась:
— А ты сам-то как добрался? Нормально?
— Вчера-то? — хохотнул Ванька. — А чего тут добираться-то? Два шага пройти до моего дома. А что я вчера совсем плох был?
— Я тебя не про
— А что сегодня? — насторожился в свою очередь Ванька. — Встал вот, оделся и пришёл к тебе. Договорились же на охоту сходить. Или ты передумала?
— Как, опять на охоту? — благим матом заорала я. — Нет уж, спасибо, и так еле ноги унесла.
— Кто унёс? — растерялся Ванька.
Больше я этого выдержать не могла и поэтому посадила его перед собой и, апеллируя к моей расцарапанной в лесу физиономии и мокрым насквозь штанам в качестве доказательства, выложила ему всё. А заодно поведала ему, как я отношусь к людям, которые завлекают друзей в дремучий лес и там бросают на произвол судьбы, а потом ещё набираются наглости приходить ко мне в дом и валять «Ваньку».
Ванька, по-моему, так ничего и не понял, но суть моих обвинений ухватил верно и, выскочив из дома, притащил ко мне упирающуюся Дуську, которая рассказала, что непутёвый муж её, как заявился вчера домой пьяным, так и храпел под её боком аккурат до шести утра, пока она его сама не растолкала.
Признаюсь, её рассказ частично подтвердил, конечно, алиби Ваньки, но, к сожалению, ясности в ситуацию не внёс, а запутал всё ещё больше. Поскольку выяснять что-либо я была уже не в силах, я махнула на это дело рукой и налила нам с Ванькой ещё по одной.
Новое возлияние, попав на вчерашние дрожжи, сделало своё дело, и нас очень быстро развезло. Наконец я обняла своего друга и, пустив пьяную слезу, спросила:
— Вань, ты меня уважаешь?
— Уважаю, Натаха!
— Тогда скажи, ты точно не был сегодня со мной на мельнице?
Ванька был уже сильно пьян, но на слово «мельница» отреагировал живо:
— Ты что, видела там мельницу? Такую старую, мхом заросшую?
— Ну вот, а говорил, что не был сегодня со мной в лесу, — обиделась я.
— Да не был я сегодня с тобой. Расскажи-ка поподробней ещё раз.
Когда я закончила свой, на этот раз совершенно запутанный, рассказ, Ванька вынес свой вердикт:
— Знаю я это место. Его все в деревне знают. Называют «Майоровой мельницей». Только мельницы там никакой уже давно нет. Лет четыреста как нет. Вот так-то, подруга.
— А откуда ты тогда знаешь, что она старая, мхом вся поросшая? — вскинулась я.
— Ну, за четыреста лет что угодно состарится и мхом порастёт.
— Так ты же только что сказал, что её там нет давно.
— Нет.
— Почему же ты не удивился, что я её видела? — с пьяной настойчивостью продолжала допытываться я.
— Просто болтают по деревне, что кое-кто тоже ту мельницу видел. Вот и всё. А на самом деле там ничего нет.
— Нет, есть.
— Нет. И хватит об этом. Место это давно считается проклятым, и туда лучше
— А зачем же ты меня туда сегодня отвёл?
— Не я тебя туда водил, а сам дьявол. Или дух дочери старого графа. Это как тебе больше нравится.
— Честно говоря, мне вообще всё это не нравится.
— А напрасно. Я по молодости лет девчонок туда водил. Особенно девственниц, самых упрямых.
— Зачем? — поразилась я.
— Наливай ещё. Хорошая ты баба, Натаха. Даром что «ментяра». Тебе всё расскажу. Но только строго между нами. В деревне узнают, прибьют. Слушай. Была по молодости лет у меня девчонка. Звали ее Зиной. Девка необыкновенной красоты была. А уж какая недотрога! И не подходи. По шестнадцать лет нам тогда было. Кто только к ней клинья не подбивал — всем от ворот поворот. И вот поехали мы с ней однажды по грибы на велосипедах. Заплутали маленько и вышли из лесу аккурат на ту самую поляну. Я искупнулся, лежу себе, загораю. Вдруг гляжу, Зиночка моя ненаглядная ко мне подходит и внимательно так смотрит. А глаза какие-то шальные. Ну, думаю, перегрелась девочка. Возьми да скажи ей:
— Окунись, водица больно хороша.
А она кивнула как-то странно, ленту цветную из волос дёрнула, они и рассыпались. Потом сарафанчик-то скинула. А под ним ничего и нет. Смотрю я на её загорелые исцарапанные коленки, а выше взгляд поднять боюсь. Дрожу весь как осиновый лист. А она сама ко мне подходит вплотную, рядом на песочек присела, ручками своими обняла, пальчиками прохладными по животу провела… Вот это, я тебе скажу, любовь была. В себя пришли, когда уже смеркаться стало. Её как будто подменили. Сарафанчик свой схватила, натянула как пришлось, глаза на меня поднять боится. Потом как заплачет. Так и проплакала всю дорогу до хаты.
— А потом, — спросила я, — что было?
— А ничего больше и не было. Избегать она меня стала. А вскоре уехала к бабушке в Украину, так я её больше и не видел.
— Ну, а ты?
— А что я? Дело-то молодое. Я, понятно, про тот случай молчок, никому ни слова. Потому как сразу понял, не сама мне Зинка-то отдалась, а подтолкнуло её что-то. Вот и давай я туда девок таскать. Не напрямую, конечно, а хитростью. То в лесу заплутаю с кем-нибудь, то от компании отстану незаметно, да и тащу девку туда, на поляну эту. И, представляешь, ни разу за последние двадцать лет ни одной осечки. Бабы там шальные какие-то становятся, сами набрасываются, просто спасу нет. Потому и водить туда лучше девочек неопытных. А то опытная баба задушит ещё в объятиях. Такое желание на них находит. Так-то вот.
— Так. Теперь я начинаю понимать, зачем ты меня потащил туда, — грозно изогнула я бровь.
— Да ты что, Наташка, — Ванька даже вскочил со стула. — Ты же знаешь — я к тебе как к другу. И не водил я тебя туда. Это мельница тебя призвала.
— И на кой чёрт я ей сдалась?
— Это тебе лучше с бабками нашими поговорить. Они, может, и расскажут. Только приготовься, что больше охать да ахать будут. Но ты вида не подавай, а суть дела улавливай. Поняла? Только о нашем разговоре — молчок. Договорились?