Интересное время или Полумесяц встает на закате

Фримен Максим

Поднявшись на этаж выше, мы вышли к новому коридору. Здесь было пусто. Даже дверей не было. Голое узкое пространство, будто кишка, уходило дальше вперед и тонуло в кромешном мраке.

– Опять коридор, - сплюнул Хобот.

– А ты не злись, - похлопал его по плечу Аскорбин. Вот - узнаю напарника: снова веселый и жизнерадостный. Как он любит выражаться сам про себя: «Оптимист, блин!» - Дай карту, - попросил он Кобаяси.

Разведчик протянул аккуратно сложенную бумагу сержанту. Чех выхватил карту и посветил на нее. Зажмурив правый глаз, он бегал взглядом по чертежу и нес - на мой взгляд - полную несуразицу. Наконец изучив схему уровней, он спокойно произнес: - Это

законсервированный этаж. Вообще-то он связан со штабом, но был отделен от него. А через метров сто за стеной будет лифтовая шахта. Так что подняться на третий уровень не составит труда. Всем все ясно?

– А чего тут не ясного?
– сощурился Крот.
– Пошли стенку долбить.

Аскорбин сунул карту себе в карман и пристроился за капитаном. Оглянувшись на Хобота с Кобаяси, я пожал плечами и двинулся следом за первыми двумя. По бокам змеились массивные кабели, похожие на присосавшихся к телу длинных пиявок.

– Вот здесь проходит шахта, - чех вдруг остановился и ударил по стене прикладом своего оружия.
– Дайте мне несколько минут, и я сделаю проход.

– Давай делай, - сказал я.

Аскорбин скинул на пол рюкзак и достал из него несколько вакуумных зарядов. Напевая песенку собственного сочинения, он наметил диаметр прохода и быстро установил взрывчатку. Внимательно осмотрев результат своей работы, он поджег фитиль и подальше отбежал от заминированного места.

Красная шипящая точка, слабенько чадя, приближалась к прикрепленным зарядам. Эти бомбочки были новой разработкой нашего инженерного отдела и при детонации создавали вокруг себя небольшое вакуумное поле, которое в буквальном смысле слова уничтожало пространство, корежило его и деформировало до неузнаваемости. Из завязанного узла бикфордова шнура к каждому заряду отходило по отростку, и когда узел распался, к каждой бомбе побежал огонек.

Ш-ш-ш-шух! Заряды вспыхнули сине-голубым светом. Он был таким ярким, что пришлось щуриться, чтобы смотреть на дальнейший калейдоскоп красочных мгновений. «Как сварка», - высказался Хобот. Где-то из глубины образовавшейся искрящей сферы стало разгораться красное пламя, которое постепенно охватывало шар, затем раздалось шипение, будто раскаленный прут сунули в холодную воду, и ярчайшая вспышка ослепила нас; почувствовалась легкая вибрация воздуха. В следующую секунду раздался громкий треск, заложивший уши. Отчасти он напоминал звук ломающейся сухой древесины, а отчасти это было похоже на хруст мнущейся в руках бумаги. На короткий миг показалось, что под ногами ожила пыль и сдвинулась на несколько метров вперед, а потом вернулась на старое место.

– Проход готов, господа, - сказал Аскорбин, удовлетворенно осматривая «дверь».
– Можно пролезать, - он провел пальцем по гладким краям бетонной стены.
– Будто языком слизало, - сообщил сержант, брезгливо глянув под ноги, где валялся небольшой и исковерканный кусок плиты. Его форма была похожа на искусанный со всех сторон пирог.

Я первым перебрался внутрь шахты и, прыгнув на болтающиеся тросы, начал карабкаться вверх. Поднимаясь, я подумал, что пробраться на уровень придется точно таким же способом как сейчас, но заметил свободный дверной проем на том месте, где должны находиться внешние двери лифта.

Оказавшись на уровне проема, я стал раскачиваться из стороны в сторону, пока набранная скорость не позволила пулей вылететь из шахты во чрево нового коридора. Я не рассчитал силу прыжка, и, чтобы не врезаться мордой в стену, выставил перед собой руки. Ладони пронзила острая боль, а пальцы онемели. Матюкнувшись, я спрятал кисти рук под мышками, надеясь, что неприятные ощущения вскоре пройдут.

Показался

Крот, который точно таким же макаром, как и я, оказался возле меня. Мы улыбнулись друг другу, подошли к краю шахты и стали ждать остальных, помогая им выбраться наружу. Когда за мою ладонь уцепился Кобаяси, у меня перед глазами появилась картинка, как лейтенант каким-то неизвестным образом срывается с моей руки, не успевает ухватиться за трос и летит вниз, поглощаемый теменью шахты. Тряхнув головой, я прогнал наваждение и втащил разведчика наверх.

– Спасибо, - сказал он, опершись ладонями о колени.

– «Спасибо» не булькает, - ухмыльнулся Аскорбин, повторив любимую фразу Полковника, если кто-то его благодарил за оказанную услугу.

– Двигаемся дальше, - сказал я.

Весь оставшийся до реакторной путь мы проделали в полном молчании, только сержант изредка выдавал какую-нибудь хохму. На перекрестке коридоров мы уперлись в широченную дверь реакторной. Вся в ржавчине, облепленная пылью, покрытая паутиной, она была в каких-то глубоких царапинах и вмятинах, словно по ней долбили тяжелеными кувалдами и кромсали резаком. Замки, естественно, были сорваны. Хобот ухватился за ручку и сдвинул дверь в сторону. Он первым переступил порог. Я - следом.

Помещение было не то чтобы большим, но и не то чтобы маленьким. У самой двери стоял поваленный на бок дубовый стол, вокруг него валялись пожелтевшие бумаги, письменные принадлежности и раздолбанные телефон с пишущей машинкой. Прямо мечта барахольщика! В центре помещения располагался, судя по всему, сам реактор. Огороженный перилами, он напоминал квадрат, внутри которого было что-то наподобие странной центрифуги, а по углам располагались приборные панели с кучей кнопок и экранов. Однако вершиной всей этой конструкции можно было назвать трубу, которая выходила из реактора и вонзалась в потолок. Вдоль стен стояли высокие шкафы.

– Сержант!
– позвал я. Аскорбин, словно джинн из чайника или из чего они там появляются, возник перед моими глазами.

– Чего?

– Колдуй, - сказал я, указав на реактор. Чех козырнул и коршуном устремился к огромной махине.

Через порог переступил Кобаяси, за ним Крот. У обоих сосредоточенные выражения лиц.

Хобот увлеченно листал папку с бумагами. Интересно, что он там нашел? Немецкий он не знает, а картинок точно нет. Так чего, спрашивается, тогда смотреть?

Я подошел к одному из металлических шкафов и выудил из-под груды стекла и мусора рамку для фотографии. Смахнув пыль, я увидел на фотографии молодого унтер-офицера с пробковым шлемом на голове, жующего банан. На обратной стороне фотографии была подпись и дата. Ставлю рамку на место и поворачиваюсь к Аскорбину. У него мало что изменилось: так же колупается в двигателе. Он уже успел даже во что-то вымазаться. Парень что-то подкручивал там и постукивал иногда.

Я подошел к столу и открыл ящик. На пол, подняв облачко пыли, рухнула тяжелая тетрадь. Поднимаю ее и принимаюсь за чтение. На пожелтевших страницах царствовал ровный почерк и небольшие карандашные зарисовки. Владелец тетради - некто Ганс Зейнгст - вел дневник, в котором он очень подробно описывал все свои переживания, возникающие из-за войны. На одной из страниц был описан бой между небольшим отрядом, которым он командовал, и английским отрядом во время песчаной бури. «...Этот ветер поднял в воздух херову тучу песка. Я ничего не видел. Солнечный свет терялся где-то в водовороте кружащейся поганой пыли и не мог пробиться к поверхности. Куда ни кинь взгляд, всюду преобладали бордово-красные тона. Такое ощущение, что сама земля исторгла из своего чрева собственную кровь. Ужас...»