Интерконтинентальный мост
Шрифт:
Френсис прислушивалась к разговору, к голосам, которые как бы перемещались по большому столу, перемежаясь со стуком вилок, звоном хрустальных бокалов.
Перси так и не дал согласия на развод. Он передал через адвоката, чтобы Френсис и не мечтала о том, что ей доведется когда-нибудь соединиться с Петром-Амаей в законном браке. Петр-Амая и Френсис всерьез раздумывали над тем, не пренебречь ли всеми законами и соединиться по старинному эскимосскому обряду, когда не требуется никаких бумаг и ничьего признания, кроме взаимного согласия.
Разговор между Метелицей и Хью Дугласом шел оживленно.
А Френсис скромно сидела, как бы отделившись от хозяев и гостей. Но время от времени
Своим видом она напоминала маленькую морскую уточку, случайно оказавшуюся в стае громогласных чаек. Жалость шевельнулась в душе Теина, и он повернулся к ней.
— Как ты живешь, Френсис?
— Хорошо.
— Как дома?
— Хорошо…
— Приедешь в Уэлен на фестиваль?
— Собираюсь…
Иван Теин замолчал. Он не знал, как дальше вести разговор. Надо бы, наверное, спросить, как они собираются поступить с Петром-Амаей. Но как спросить? Его ли это дело? И он не нашел ничего другого, как произнести уныло, отеческим тоном:
— Ты хорошая девушка, Френсис…
Френсис удивленно посмотрела ему в лицо. От Петра-Амаи она знала, как Иван Теин относится ко всему случившемуся. А тут вдруг: «Ты хорошая девушка, Френсис…» И, хотя и тон, и сказанные слова показались ей неуместными, Френсис все же почувствовала в них скрытую теплоту. Лучик надежды засветился в ее душе, и она уже смелее смотрела вокруг и слабо улыбалась Ивану Теину, когда их взгляды встречались.
Хью Дуглас предложил на его вертостате подняться над той частью пролива, которая примыкала к Аляскинскому берегу.
Здесь была почти такая же картина, как и на советской стороне. Хорошо просматривалась эстакада для железнодорожных путей и автомобильного полотна, которая вплотную подошла к мысу Принца Уэльского.
Метелица оценивающе смотрел на сооружения американцев и не мог не отметить про себя, что они нисколько не отстают от советской стороны. Да, было время, когда приходилось тянуться за ними, а порой и перенимать их опыт промышленного строительства, организации производства. Теперь им приходилось тянуться за нами. Немало выиграл капитализм от отказа от гонки вооружений. Можно сказать даже, что этим самым он продлил себе жизнь, позволив пустить огромные средства на решение социальных проблем, чреватых большими неприятностями: безработицы, проблем больших городов, повышения пенсионного обеспечения для малоимущих, пособий на медицинское обслуживание и образование… Метелица хорошо помнил, сколько было статей по поводу того, что якобы Советский Союз и вообще коммунисты решили отказаться от идеи универсальности социалистического строя для всех народов земли, ибо, проповедуя мирное сосуществование и разоружение, они дают капитализму шанс на выживание. Особенно любил это подчеркивать недавно скончавшийся американский политический историк Кристофер Ноблес.
— Единственное, что нас беспокоит, — это то, что жители Малого Диомида нелегально приезжают и подолгу живут здесь. А пребывание на острове становится все более опасным. Даже достопочтенному Адаму Майне время от времени приходится покидать Иналик, — продолжал Хью Дуглас.
Вертостат начальника Американской администрации строительства Интерконтинентального моста взял курс на Ном.
Макет-мост, перекинутый через знаменитую речку, у устья которой почти два столетия назад разразилась золотая лихорадка, совершенно переменил облик старого городка. Все остальное, даже внушительные здания федеральной почты и полиции, нового отеля, принадлежащего местному жителю Саймону Галягыргыну, по сравнению с великолепным инженерным сооружением,
Иван Теин почувствовал в сердце укол зависти. Еще совсем недавно такой же мост, казавшийся даже лучшим, чем этот, потому что стоял в родном Уэлене, украшал галечную косу, соединяя берега старого ручья.
— Как вы думаете, успеем до фестиваля восстановить мост-макет в Уэлене? — улучив минуту, тихо спросил Теин Метелицу.
— Должны успеть!
С высоты полета все же было заметно, что Ном внешне изменился. То и дело в поле зрения попадали новые здания. На окраине, за жилым массивом, носящим название «Айс вью», выросли поблескивающие на солнце огромные здания теплиц. В Арктике при избытке дешевой и обильной энергии считалось наиболее разумным и выгодным производить в автоматических теплицах все виды овощей и фруктов от самых обычных до тропических.
За последними домами, к югу от центра города высилась старая, ржавая драга.
— Мы хотели ее убрать, — сказал Хью Дуглас, — но местные жители воспротивились; туристы из южных штатов любят фотографироваться на ее фоне.
Старый салун «Моржовый бивень» гостеприимно распахнул двери. Гости вошли внутрь, физически преодолевая напор громкой резкой музыки.
В полутемном зале было еще пустовато. За дальним столиком сидели Перси Мылрок и советский художник Яков Цирценс, о чем-то оживленно беседуя. Прервав разговор, они оба с нескрываемым удивлением уставились на вошедших: уж никак не ожидалось, что сюда могут заглянуть председатель уэленского сельского Совета и начальник Советской администрации строительства Интерконтинентального моста.
Взглянув на Перси, Иван Теин вдруг вспомнил помятый тюбик желтой краски, найденный на месте взорванного макета-моста в Уэлене… Конечно, это могло быть и чистой случайностью. Там вполне могла оказаться, скажем, расческа самого Теина; он не мог их напастись и терял повсюду.
— Вы даже представить не можете, какой это интересный и самобытный художник! — восторженно воскликнул Яков Цирценс, представляя Перси.
— А мы с ним давно знакомы, — сказал Иван Теин.
Но Перси не смотрел на него. Взгляд его был обращен на Френсис, которая вошла вместе со всеми в салун и уже уселась за соседний столик, куда расторопный бармен ставил чашки с кофе и высокие стаканы с «Китовым тоником». Перси был хорошо одет, выглядел преуспевающим, и в выражении его глаз больше не было отрешенности и дикости, как во время его работы на плато острова Малый Диомид.
— Здравствуй, Френсис, — хрипло сказал он, подсаживаясь за столик.
— Здравствуй, Перси, — ответила Френсис.
— Как живешь?
— Хорошо.
— Дома давно была?
— Только вчера вылетела из Кинг-Айленда.
— Ты хорошо выглядишь, Френсис.
— Спасибо, Перси…
— Я рад тебя видеть такой.
— И ты хорошо выглядишь, Перси…
Иван Теин слушал этот диалог с замиранием сердца, чувствуя за каждым произнесенным словом огромную силу невысказанных чувств, затаенных страстей. Ему показалось, что еще чуть-чуть, и этот отрывистый разговор взорвется, разразится камнепадом взаимных обвинений, обид, упреков.
— Такого рода салуны двухсотлетней давности сохранились только в Номе и в городе-музее Даусоне на реке Юкон, — рассказывал Хью Дуглас. — А теперь прошу перейти в другой салун, современный, возведенный преуспевающим жителем Нома, эскимосским бизнесменом Саймоном Галягыргыном.
Теин заметил, как быстро и с каким облегчением Френсис поднялась со своего места и чуть ли не первой ринулась к выходу.
— Кстати, художественное оформление того салуна принадлежит художнику Перси Мылроку, — добавил Хью Дуглас и сделал знак Перси следовать за собой.