Интернет-издание авторов рунета "Портал"

Бочкарев Михаил

Глава 4. О сущности проклятий

Кейлот не относил себя к суеверным людям, однако и он не мог отделаться от мысли, что день, не задавшийся с самого утра, едва ли изменится к вечеру. Зловещая атмосфера Мрачного Леса как никогда располагала к подобным пессимистичным мыслям, но вскоре и с ней начало твориться что-то неладное, что, впрочем, тоже не сулило ничего хорошего. Чем дальше продвигался отряд, тем все более ощутимой становилась близость туманного облака, которое

Кейлот и его спутники увидели с пригорка, прежде чем углубились в чащу. Воздух сделался влажным, почва потеряла твердость, и сапоги путников начали оставлять на ней легкие следы. Еще не увязали, но Кейлот понимал, что все к тому шло. Роса на листьях папоротников могла продержаться с раннего утра до позднего вечера, пока не обращалась в крошечные ледышки, а порой капли ее оказывались настолько велики, что могучие листья прогибались под их тяжестью.

– Что это еще за новая напасть? – Кейлот пригладил рукой волосы. Он обратил внимание на то, что с каждым шагом в лесу становится светлее, а воздух буквально звенит от непрерывной капели.

– Это место, где Мрачный Лес переходит в Лес Плача, – обернулся Ватто.

– Лес… Палача? – хмурясь переспросил воин.

– Нет. Лес Плача, – поправил его Ватто. – Там довольно светло, не в пример Мрачному Лесу. Но дер…, – договорить он не успел, потому что его правая ступня зацепилась за выступающий корень.

– Ватто! – Кейлот попытался схватить его за руку и предотвратить падение, но кисть воина прошла в паре дюймов от локтя южанина, так что Ватто беспрепятственно нырнул своим многострадальным носом в заросли папоротника.

– Ах, проклятье… – глухо и раздосадовано выругался он.

Лютто остановился, мгновенно обернувшись на шум. В руке у него что-то блеснуло. Кейлот пригляделся и мысленно похвалил парня за то, что тот успел выхватить кинжал. В будущем подобная быстрота могла сыграть ему на руку.

– О, Небеса! Ватто, какой ты неуклюжий! – невесело усмехнулся Кейлот, протягивая руку, чтобы помочь южанину встать. – Тебя часом никто не проклинал?

– Нет, господин, – Ватто потер ушибленное колено, а потом коснулся носа, чтобы проверить не течет ли кровь. – Кроме вас, никто.

Кейлот оторопел.

– Я тебя… что?

– Прокляли, господин. На ночные кошмары, – тем не менее, в голосе Ватто не звучало ни обиды, ни упрека. Хотя он имел на них полное право, если в его словах была истина.

– Ты что-то путаешь! Я ничего такого не говорил!

– Сказали, господин. Когда я заснул во время ночного дежурства. Вы еще сказали, что больше никогда не оставите меня на посту, и отныне все ночи напролет я буду спать, однако не так безмятежно, как прежде.

Кейлот взглянул на Лютто в поисках поддержки. Но тот лишь мрачно кивнул в подтверждение слов брата. Лицо его было непроницаемо и неумолимо, как у судьи. Если кто и корил Кейлота за содеянное, так только он. Воин внезапно вспомнил, как Лютто держал себя в присутствии королевских стражников, и ему не хотелось видеть его таким вновь.

– Говорили, господин. Я был тому свидетелем.

–

И это проклятье? – недоумевал Кейлот. Какое-то страшное и очень черное воспоминание зашевелилось в голове, но воин предпочел не видеть, как кобра раскрывает капюшон, а размытые образы обретают четкость. То были призраки прошлого, а им следовало оставаться в Денвилле.

В ответ на его вопрос Лютто и Ватто синхронно кивнули.

– Но я был просто зол, – принялся оправдываться Кейлот. – Зол и раздосадован, больше ничего. У меня и в помыслах не было… Я не хотел, ты понимаешь, Ватто?

Ватто сочувственно улыбнулся, словно вовсе не винил Кейлота в том, что тот отплатил ему такой монетой за помощь и верную дружбу.

– По-другому и быть не могло. Разве радостные люди склонны кого-то проклинать? Их голоса слишком высоки, а лица повернуты к небу, поэтому сказанные слова плохо слышны под землей и не достигают маленьких ушей Локи-шана. А вот к тому, что люди говорят в моменты досады, обиды или злости, он прислушивается очень внимательно. Лица таких людей обращены к земле, и пусть говорят они очень тихо, Локи-шан прекрасно их слышит. И рад исполнить все сказанное. Поэтому, господин, когда вас разбирает досада или злость, нужно тщательно взвешивать каждое слово.

– Кто такой этот Локи-шан? – спросил Кейлот.

– Это бог злорадства, – пояснил Лютто, держа руки скрещенными на груди.

– Что–то вроде дьявола?

– Нет. Дьявол – это дьявол. А Локи-шан – это темный бог, представитель нашего пантеона. Он и впрямь живет под землей, но не в Чертогах Проклятых, а в темных пещерах, которые лишены украшений или каких-либо иных отличительных особенностей. В мифах это довольно тусклое и унылое место. Души людей, которые позволили зависти завладеть своим сердцем или ценили мщение превыше иных земных радостей, вынуждены после смерти обитать в аду однообразия. Существует поверье, что они превращаются в кротов и проводят целую вечность, роя новые подземные ходы для своего повелителя.

– Вот оно что, – протянул Кейлот. – Чудная ваша религия.

– Так и что? – в голосе Лютто прозвучало возмущение. Выглядел он оскорбленным. Кейлот счел, что при других обстоятельствах из него мог бы получиться замечательный религиозный фанатик.

– Мы, в Королевстве Низовья, верим в одного бога, – пояснил воин. – Ну, в двух, если считать дьявола его темной альтернативой.

– Если вы не верите в наших богов, это еще не означает, что их не существует, – довольно прохладно возразил Лютто.

– Ну, ладно–ладно, – сказал Кейлот, вскидывая руки ладонями вверх. Меньше всего ему сейчас хотелось вести философские дискуссии. – В любом случае, я не хочу, чтобы Ватто страдал из-за моей минутной слабости. Как я могу снять это проклятие?

Лютто и Ватто обменялись взглядами, которые совсем не понравились Кейлоту. В тылу он не раз замечал, как такими же молчаливыми взорами обменивались лекари, собиравшиеся отрезать раненному изувеченную конечность. Они превращали его в калеку, но зато спасали тело от гангрены.