Интервенция любви
Шрифт:
– Ты не собирался отпускать меня, никогда? – повторила она свой вопрос, понимая, что руки с такой силой вцепились в пистолет, что мышцы уже начинает сводить судорогой, и ладони охватывает неконтролируемая дрожь. – Я для тебя, вообще, человек? Или большая кукла, Нестор?!
Голос сорвался в какой-то истеричный крик. Но это отмечалось мимоходом
Странно, Инге казалось, что она неплохо себя контролирует.
Но и это удивление было едва ощутимым, не пробивалось сквозь всю ту какофонию, которая завладела ею целиком и полностью.
–
Он и не шагнул, вроде бы, но как-то стал еще ближе к ней. И рука у него шевельнулась. Ясно стало, что он ее вот-вот поднимет. А, несмотря на всю свою бурю эмоций, Инга помнила, кто Нестор, и кто она. И прекрасно понимала, чего ему стоит ее обезоружить: пару движений.
Она нервно дернула головой и отступила еще назад, двигаясь вдоль стенки.
Взгляд Нестор проследил это движение. И прямо-таки на ее глазах изменился, переплавился. И стало очевидно, что именно это он сейчас и сделает, заберет у нее пистолет, вновь становясь ее «хозяином».
– Нет! – весь ураган бушующих эмоций выплеснулся из нее в этом абсолютно диком крике. – Нет! Я человек, Нестор! Я – человек! И принадлежу себе!
На последнем слове ее просто заколотило. От его упорства, непробиваемости и ее беспомощности. Судорога прошла по телу, сокращая, сжимая напряженные мышцы. И пальцы сжались, несмотря на то, что руки ходили ходуном от дрожи.
Выстрел прогрохотал громом в небольшой комнате.
Неожиданным. Оглушающим. С металлическим привкусом на губах. Ощущением рока.
Инга не думала, что выстрелит, не планировала, кажется. Или все же хотела этого? Жаждала отомстить за свои эмоции. И потому, наверное, так все вышло.
Глаза Нестора, в которые она продолжала смотреть, вдруг расширились. Взгляд изменился. Все лицо стало иным. Такого выражения она никогда у него не видел: искреннего удивления, совершенно открытого, ни капли ни утаенного. Такого человеческого и простого.
Но тут это все перекрылось, исчезло непривычной тенью. Растерянностью.
И болью, вдруг осознала Инга.
Нестор пошатнулся, нехарактерно для себя отступив рывком. И вздрогнул.
Инга моргнула, ее собственное тело продолжало сотрясаться дрожью. И в этот момент она увидела красный, влажный цвет, почему-то проступающий на футболке Нестора. Он сам же тяжело привалился к стене.
Именно в ту секунду, наверное, Ингой овладела паника. Бесконтрольная, поглощающая. Сплелась с той жаждой свободы и необходимостью самоутвердить собственное «я», свое человеческое достоинство. И резануло понимание, что это единственный шанс убежать. Какая-то возможность…
Из горла вырвался всхлип. Хриплый, низкий. И тут же трансформировался в какой-то стон, похожий на плач, рыдания маленькой девочки:
– Нестор, – задыхаясь, прохрипела она.
Он смотрел на нее не моргая. Ничего не говоря.
И это отчего-то послужило последней каплей. Захлебываясь рыданиями, накатившими на смену обиде, дрожа всем
Не оглядываясь. Не останавливаясь. Даже не до конца понимая, что делает. Словно сознание, восприятие действительности сузилось, затуманилось, померкло. И вся ее сущность упала, понизилась до примитивного инстинкта убежать, выжить.
Иное отключилось полностью.
В следующий раз она осознала самое себя гораздо позже. Вздрогнула всем телом, моргнула несколько раз, вдруг поняв, что сидит в машине Нестора. И не просто сидит, не только держится за руль, а едет. Куда-то ведет эту самую машину по дороге в вечерних сумерках, совершенно не представляя, в каком направлении и с какой целью вообще передвигается.
От перепуга, от ошеломления, Инга растерянно дернулась, зачем-то выкрутила руль, не особо отдавая себе отчет в том, что именно делает. Вылетела на встречную. И тут же судорожно вильнула назад, тяжело дыша и радуясь, что встречной машины не было.
Какая-то машина резко посигналила сзади и перестроилась, объехав Ингу по максимальной траектории.
Ее прошибло потом. Липким, холодным. Тело вновь сковало неприятным ватным ощущением. А перед глазами вдруг вспыхнуло воспоминание о красном пятне, пропитывающем ткань. Инга закричала в полный голос, резко выжав педаль тормоза. Вильнула машиной на обочину, едва удерживая руль мокрыми и трясущимися руками. Попыталась выскочить из остановившегося автомобиля, дергаясь раз, другой. Не понимая, что ее не пускает? Ощущая, как волной накатывает тошнота.
С третьего раза осознала – борется с ремнем безопасности, который, оказывается, даже в сумеречном состоянии разума пристегнула. Щелкнула замком и выскочила в прохладный вечерний воздух. Согнулась в три погибели, не в силах сопротивляться скручивающим ее пароксизмам рвоты, перемежающимся слезами, истеричным всхлипыванием и стонами. Поняла, что упала на колени, на щебень и траву, пробивающуюся сквозь смолу, которой неровно залили край трассы. Старалась вдохнуть, и не могла – горло тут же сводило новым рвотным спазмом. Уже пустым, слизистым, выворачивающим, казалось, все внутренности наизнанку.
А перед глазами так и стояло удивленное и растерянное лицо Нестора, полное боли.
И от этого она рыдала еще громче, задыхаясь, зарываясь пальцами в гравий.
Мимо проехала одинокая машина, трасса, видимо, не была центральной. Водитель не остановился, наверное решив, что люди остановились по физиологической нужде. Да и в опускающейся темноте наступающей ночи плохо можно было что-то разобрать.
Чувствуя себя полностью измочаленной, опустошенной, едва сглатывая горлом, которое пекло так, словно Инга кислоты напилась, она с трудом подняла голову и тяжело привалилась спиной к колесу машины. Не думая ни о грязи, ни о кислом, противном привкусе во рту, ни о том, что надо вытереть лицо.