Интервенция любви
Шрифт:
Нестор толкнул свою дверь, которую еще не успел захлопнуть, и сам выскочил из салона. Не обегая, оперся о капот, перепрыгивая, и уже через пару секунд оказался возле Инги. Подхватил ее под руки, заставил подняться, распрямиться.
Она еще хрипела, однако, вроде бы, на улице сумела хоть немного, но вдохнуть. Сейчас Инга не отстранялась. Наоборот, вцепилась в его руки, в его плечи, словно и сама искала опору, чтобы набрать воздуха в спазмированные легкие. На ее горле, все еще судорожно дергающемся, осталось несколько царапин.
Воздух вокруг застыл вместе с ее судорогой. И с
У него что-то звенело, дребезжа, и дергало в виске, когда он смотрел на эти багровые полосы. Бог знает, что. Нечему там было дребезжать. Но Нестор умел хорошо отстраняться. Он продолжал поддерживать Ингу, которая, казалось, вся задрожала мелкой дрожью, и осторожно водил раскрытой ладонью по ее спине. Как она его иногда гладила.
Через несколько мгновений ей удалось сделать полноценный вздох. Потом второй. Хриплый, грубый, но глубокий. И Инга вся обмякла, полностью повиснув на нем на секунду. Сглотнула. И тут подняла голову и опять посмотрела на него. Улыбаясь вымученной и слабой улыбкой:
– Прости, – едва шевеля губами, прошептала она. – Я… Господи! Нестор, – она вдруг уткнулась лицом ему в грудь. Прижалась.
Он чувствовал шеей ее лоб и щекотное прикосновение коротких волос. Невозможно сильно хотелось притиснуть ее к себе сильнее. Вдавить в себя. Чтобы убедиться – с ней все хорошо. Инга в порядке. Но он терпел, наоборот, заставляя Ингу давлением рук сильнее раскрыть грудную клетку. Дышать глубже.
Его руки словно бы горели. Но он держал Ингу очень аккуратно.
Кожу, мышцы, нервы буквально сводило от зуда, который мучил его каждую минуту всех этих месяцев, что он провел в Карпатах. Каждую секунду последнего месяца, когда он тенью следовал за ней. Днем, ночью. Беспрестанно. Этот зуд не уняло и то, что всего полчаса назад он наконец-то овладел своей женщиной в полной мере. Тот зуд, потребность, которая сжигала его едва ли не с первых дней наблюдения за Ингой. Заставляющий его кровь пульсировать, барабанить по артериям, вспарывать его связки и мышцы. Зуд, скребущий всю его суть, до самых костей, оставляя на тех борозды необходимости держать Ингу как можно ближе к себе.
Этот зуд бесновался и гудел в нем и сейчас. Но Нестор сумел удержать контроль над собой, и все еще очень аккуратно поддерживал свою женщину.
– Я так рада, что ты жив, – так же шепотом, пробормотала в этот момент Инга, чуть повернув голову.
Он легко наклонился, заглянул в ее глаза, влажные от усилий, с которыми она отвоевывала новый глоток воздуха (Лютый считал каждый вдох, отмеряя их достаточность в минуту). Провел пальцами по влажной щеке. Инга все еще улыбалась. И эта улыбка стала шире, когда он чуть приподнял бровь, напоминая, что этот вопрос они уже вроде бы прояснили.
– Да, я знаю. – Она прекрасно его поняла. – И мы же, только что. Вместе…
Инга опять прижалась лицом к его груди, но в ее голосе, все еще напряженном и немного свистящем, слышалась все та же улыбка.
– Хорошо, я не знаю почему, но я только сейчас действительно поняла, что ты… Что с тобой все в порядке. Когда с обычным порядком дня соотнесла. Господи! Я так рада! Просто, это как-то получилось, как с разбегу во что-то влетела.
Наплевав
Однако и это не могло не радовать, Нестор отметил, что сейчас она более адекватна в разговоре. Взгляд Инги теперь действительно казался осмысленным и осознанным. Понимающим реальность. Там не было больше того куража и эйфории. Зато море искренней радости.
Хорошо. Это принесло ему удовлетворение. И осознанно, и неосознанно, она приняла его всем естеством.
– Что это за шорох? – Инга вдруг вся как-то напряглась и немного отклонилась от него.
– Какой?
Он тут же вернул ее назад, все-таки сжав сильнее. И внимательно осмотрелся. Лютый не слышал, не видел и не ощущал вокруг ничего, что могло бы быть опасным. Никакого шороха. Реального.
– Не знаю. Такой странный, – Инга откашлялась и вновь тяжело сглотнула перед очередным вдохом. – Словно колючий. – Она помолчала. Передернула плечами, отчего с пересохших губ сорвался новый хрип. – Ладно, не обращай внимания. Видно, это тоже мои галлюцинации.
– Галлюцинации?
Ему не понравилось ее описание. Совсем не понравилось. Слишком оно напоминало, что слышал он. Но каким образом Инга могла уловить этот шорох?
Инга, кажется, немного смутилась. Его?
– Я часто слышала похожий шорох там, в твоем доме. Несколько раз потом. Даже сейчас. Мой психиатр говорит, что это тоже реакция мозга на стресс и травму.
– Когда?
– Что «когда»? – в этот раз Инга не поняла его скупой вопрос. Чуть нахмурилась.
– Когда слышала шорох?
Она вздрогнула, заставив руки Нестора против воли его разума сжаться еще чуть сильнее.
– Когда одна была. И потом иногда. Не помню конкретно.
То, что она хотела бы прекратить сейчас это обсуждение, буквально вибрировало в сорванном из-за удушья голосе. Нестор решил пока отодвинуть тему. Тем более в разуме все четче формировалось подозрение, что это он повинен в ее «галлюцинациях». Еще раз проведя по ее спине ладонью, он развернул Ингу и, поддерживая ее, попытался усадить назад, в машину.
Но Инга, с новой улыбкой, отодвинула его руку, крепко пожав ладонь Лютого перед этим:
– Все нормально Нестор. Я в состоянии сама сесть.
Она произнесла это достаточно четко, ясно и уверенно, несмотря на голос. И спокойно. Но и твердо. Так, что он присмотрелся к ней внимательней, вновь отмечая собранность и внутреннюю силу принадлежащей ему женщины. Вспоминая, как она вела себя таким же образом, когда он увозил ее из этого города, пряча. И, кивнув, отступил на полшага, позволяя Инге сесть в автомобиль самостоятельно. Хотя не мог не отметить, что руки сами тянутся поддержать и направить ее. Это желание он пока пригасил. Обошел машину и сел, заводя двигатель. Инга же, с достаточно довольным видом, как для того, кто всего десять минут назад был едва не на грани смерти от удушья, повернулась к нему и вновь одними губами прошептала: