Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона

Мамаева Надежда Николаевна

Почувствовав под ногами твердую почву, я простучала зубами:

— С-с-спасибо…

Дракон угрюмо молчал, чем нервировал меня еще больше. Я поправила юбку, одернула рукава, сильнее стянула шнуровку ворота. Даже пятерней по волосам провела, будто эти нехитрые действия могли подарить мне каплю спокойствия.

А этот паразит все так же, не издавая ни звука, основательно лохматил мне нервы. Я передернула плечами. Что же, если переговоры провалились (в моем случае — в буквальном смысле), то стоит пойти на уступки, пока дипломатическое урегулирование

вообще возможно. А иначе с крылатого ящера станется припереть меня к стенке, в смысле, к елке и начать военные действия.

— Ты просил снять с тебя какой-то долг? — Выкать после той зажигательной вечеринки, в которой мы оба принимали активное участие, казалось абсурдным. — Но я не припомню, чтобы давала тебе взаймы. Может, просто с миром разбежимся по лесу? Он вон какой большой…

Дракон упрямо сжал губы. Через минуту звенящей тишины, которую разбавлял лишь комариный писк, брюнет сказал, как выплюнул:

— Я бы с превеликой радостью, но меня держит кровный долг. Вчера ты спасла меня, и пока я не отплачу тебе той же монетой, не смогу вернуться к себе. Мой дракон не поднимется в небеса. Его будет давить груз невозвращенного. Хотя вам, людишкам, этого не понять…

Своей последней фразой он смел коту под хвост всю ту веру в зачатки драконьего благородства, которая едва успела зародиться в моей душе. Впрочем, я проглотила обиду, желая поскорее избавиться от опасного собеседника.

— Слушай, ты меня только что спас: я падала, могла расшибиться насмерть, а ты подхватил. Это же считается возвратом долга? Все, мы квиты. Аривидерчи…

Дракон скривился, словно я подсунула ему под нос насквозь протухшее мясо, уверяя, что оно только что бегало.

— Я тоже так думал, — нехотя процедил он и добавил: — Но, видимо, провидение не считает спасением, если я сам виноват в том, что ты едва не умерла.

— То есть ты специально сначала чуть шею мне не свернул, а потом… — Я задохнулась от возмущения.

Была бы благородной девицей — залепила бы пощечину. Была бы мужиком — от души врезала бы по наглой драконьей морде. Но я в прошлом — пацанка. Посему изготовилась провести свой фирменный прием: стопой по колену, а потом пробить штрафной меж ног.

— Не советую, — за долю секунды до атаки прозвучал спокойный голос.

Когда я изумленно застыла, дракон продолжил:

— Я отступлю на шаг. Твоя нога, не встретив препятствия, уйдет чуть дальше, смазав удар, а ты начнешь терять равновесие. Взмахнешь рукой, которую я перехвачу и заломлю. А потом прижму тебя лицом к дереву, — и издевательски, с превосходством, добавил: — Это я на всякий случай обрисовал картину событий.

У меня возникло подозрение, которое стремительно начало перерастать в уверенность.

— И нет, мыслей я не читаю. Просто у тебя сейчас на лице все крупными рунами написано.

Вот теперь я разозлилась. Меня! Журналистку! Обвинить в том, что я банальна и предсказуема, как таблица умножения?! Ну, мужик, держись!

Я тоненько всхлипнула, потом завыла и… бросилась ему на грудь, отчаянно шмыгая

носом и сморкаясь в рубаху оторопевшего дракона. Ну еще бы. Пустить слезу, пока горит спичка, и не просто пустить, а устроить Ниагару в миниатюре — этого таланта у меня было не отнять.

Я сморкалась в рубашку дракона громко и уверенно, словно территорию помечала. Ящер пришел в себя через минуту, осторожно, как болезную, взял за плечи и отстранил.

— Впечатлен, — протянул он то ли с презрением, то ли с восхищением.

— А как иначе? — шмыгнула я носом, переходя на деловой тон.

Что же, этот субчик закален и женской влагой. Жаль. Но все же до брюнета дошло, что с сумасшедшими лучше договариваться мирно и честно, а то неизвестно, какую гадость они тебе приготовят в ответ на твою хитрость.

— Давай так, — начал было собеседник, и тут меня осенило.

— Слушай. Ты можешь снять с себя долг. Даже шкурой рисковать не надо. Но при этом меня ты точно спасешь, — вспомнила о клятве отнести один сволочной штамп, в смысле печать, кнессу Верхнего предела. И о том, что мне каюк, если не выполню зарока. — Надо всего лишь помочь мне добраться живой и невредимой до одного места и человека. Ну, по рукам?

— В какое место? — подозрительно уточнил дракон, словно знал на собственном опыте профессиональное журналистское коварство.

— Ты его точно знаешь… — туманно ответила я и поскорее протянула руку.

Брюнет словно змею увидел, но потом решительно сцапал мою кисть.

— Хорошо.

Наши ладони тут же окутало сияние, и дракон ошарашенно произнес:

— Небо приняло уговор за клятву…

Я, не менее удивленная, лишь прошептала себе под нос:

— Интересное тут нотариальное подтверждение договоров. Аккуратнее надо за руки хвататься.

Когда же сияние угасло, брюнет спросил:

— Так куда идти?

— К кнессу Верхнего предела.

Глаза дракона при этих словах полыхнули золотом, а я поняла: таки убьет. Весь остаток своей жизни по земле проходит, не выплатит долг, но точно пришибет.

Отчасти я его понимала: только на волю сбежал, а его прямиком к палачу посылают.

Впрочем, дракон стоически выдержал хук судьбы в моем лице. Даже душить не начал. Но вот так выразительно посмотрел… Впору прикидывать, а не к лицу ли мне пеньковая удавка. Будь я честной, отзывчивой, доброй… в общем, не журналисткой по профессии, натуре и велению души, то непременно прониклась бы. Но, увы и ах, я лишь молча стояла и пережидала.

Глядя на ящера, поняла, что у настоящего мужчины молчание — самый громкий крик. Он не опустится до рукоприкладства, не обольет «ятями». Но вот ты стоишь, слушаешь тишину и понимаешь — все, баста!

Меня так поразила догма, которую я только что постигла, что я решилась разорвать тишину и, глядя на брюнета самым жалобным взглядом, на какой была способна, промяукала:

— Прости.

Дракон выдохнул и закрыл глаза, словно смотреть на меня было выше его сил, а потом, круто развернувшись, направился прочь.