Интервью после
Шрифт:
– Я почти не помню родителей, – наконец начала Маргарет. Наша немногочисленная волчья стая жила на одном из северных побережий Гренландии, спрятанном от человеческих глаз среди огромных скал и утесов. По льду, покрывавшему океан, можно было добраться до соседних островов, что мы часто и делали, когда у нас заканчивалась запасы мяса, а охотиться было не на кого. Мы перебирались с одного места на другое, теряя своих сородичей и безжалостно расправляясь с добычей, которая попадалась нам на пути. Вернее охотились мои родители, я была слишком мала и труслива. Когда они переносили меня за загривок, пробираясь в ущелье, я крепко зажмуривала глаза, настолько страшно мне было смотреть вниз. И наоборот любовалась замерзшей водой, когда они осторожно скользили по толстому льду. Я до сих пор помню, как у меня перехватывало дыхание, когда они неслись по снежному полю все быстрее и быстрее. Их шкуры была гораздо теплее, моей, поэтому я мерзла больше. Зато очень быстро отогревалась на их груди, когда они отдыхали, находя теплые места в скалах, или в чужих жилищах, в которые они бесцеремонно
Я до сих пор помню вкус оленины, такой нежный и пряный, почти сладкий и пьянящий, приправленный кровью и страхом, который оставался в глазах убитого животного. Убивать не так страшно, на самом деле. Страшнее защищаться, особенно, когда силы не равны. Когда я повзрослела, мне нравилось охотиться, но это было чуть позже и моих родителей уже не было рядом.
– А первую свою добычу вы помните? – сохраняя невозмутимый вид, спросил Ральф.
– Конечно, – серьезно ответила Маргарет. – Заяц, очень большой, я сама выследила его по следам на снегу, а потом долго ждала, когда он выйдет из своей норы. Это было ни с чем несравнимое наслаждение вцепиться в его горло, такое мягкое и податливое.
– Но повторяю, моя охота началась чуть позже, – спокойно продолжила Маргарет. – Как я уже говорила, равных нам не было на всем побережье, пока не появились волки-чужаки, как мы их называли. Их было гораздо больше нас. Мы слишком поздно поняли, что они намного сильнее. Я никогда не видела волков такого огромного размера. Их черная как сажа шерсть отливала дымчатым блеском, и издалека казалось, что по белому снегу передвигается туман, или густой дым. Огромные, кровожадные и жестокие они уничтожали почти все живое, что попадалось им на пути. Убивали без причины и даже не из-за голода. Они напали на нас рано утром, полусонных и уставших, после ночной охоты. Это была ужасная схватка, когда всюду слышалось глухое и раскатистое рычание, скрежет зубов, истошный вой и стоны. Снег сначала покраснел, а потом почернел от крови. Мои родители отбивались до последнего, прикрывая меня, испуганную и не понимающую, что происходит. Страх сковал все мое тело, лапы не слушались, возможно, не только от ужаса, но и от холода. Я уже слышала тяжелое смрадное дыхание совсем близко и пятилась назад, даже не пытаясь бежать. Я снова зажмурила глаза, понимая, что мне осталось не долго. Два огромных зверя были совсем близко, их глаза светились как горящие угольки, а внутри зрачка плясали красные полоски, похожие на огонь. В эти минуты я четко знала, как выглядит смерть. Мое тело оцепенело окончательно от холода и ужаса, и я позабыла все советы, которые когда-то давали мне старшие волки.
В этот самый момент я услышала, что кто-то несется сзади, очень быстро, как вихрь и ураган, но гораздо быстрее. Я уже не знала чего мне бояться больше, того зверя, который бежал сзади, или тех, кто стоял прямо передо мной. Зверь перепрыгнул через меня и, оскалившись, преградил путь ко мне. Теперь я увидела, что это был тоже волк, но совсем не похожий на нашу стаю, или тех убийц, которые уничтожили всю мою семью и пытались загрызть меня. Волк был темно-рыжий, почти медный, с огромными лапами и раскосыми рыжими глазами, напоминающими два полумесяца. По размеру он был меньше нападающих волков, но двигался гораздо быстрее, не давая противнику время опомниться. Я до сих пор помню, как они дрались, разрывая друг другу бока когтями и прокусывая шкуры острыми клыками. Один из волков, пытался ухватить рыжего за шею и подбирался сбоку. Другой, ощенившись от ненависти и нетерпения, прижимал его к скале, пытаясь запрыгнуть на спину. Но мой неожиданный спаситель ловко уворачивался от ударов. Он прыгал из стороны в сторону, то набрасываясь на противника, то ловко отбегая назад, нанося удар за ударом своими сильными лапами. Его удивительная скорость и высокие прыжки отвлекали и злили нападающих еще больше. Главным преимуществом рыжего были длинные лапы с острыми когтями, которые помогали ему с легкостью разрывать шкуру противника. Одному он уже повредил глаз, и тот со стоном пытался запрыгнуть на него, чтобы вцепиться покрепче. У другого тоже заканчивались силы. Пару раз волки-убийцы делали попытку добраться до меня, но рыжий оказывался быстрее и снова преграждал им дорогу. Потом, перепрыгнув через них, он стал убегать, огибая скалу и уводя своих преследователей от места, где я, дрожа от страха и ужаса, наблюдала за кровавым поединком.
Бежать мне было некуда, поэтому зарывшись в снег, я сидела и ждала. По стонам было трудно понять, кто выйдет победителем и сколько мне осталось жить. Неожиданно все стихло и я, напрягая слух, пыталась понять, кто из троих победил, чего мне ждать, к чему готовиться. Я боялась выглянуть из снежного сугроба, в который зарылась, пытаясь согреться. Потом я почувствовала, что чья-то лапа осторожно убирает снег с моей шерсти, а чуть позже увидела два рыжих глаза прямо над моей головой. Два внимательных, напряженных и светящихся в темноте глаза, которые рассматривали меня.
Голос Маргарет, дрожащий вот волнения, становился опять уверенным и спокойным.
– Так, лишившись родителей, я нашла друга и того, кто научил меня всему. Выживать, не бояться и не выть на луну по пустякам. Браннен не боялся ничего и никого. Ни
– Браннен? – переспросил Ральф. – А как вы разговаривали? – Ральфу было действительно интересно, как она ответит.
– Волки не разговаривают, – Маргарет глухо засмеялась. Возможно я и сумасшедшая, но знаю точно, что волки не разговаривают. У них есть свой язык. А еще они иногда могут читать по глазам. Правда, первое время мне было очень трудно привыкать к глазам Браннена, тем более смотреть в них. Он мог, не мигая смотреть на меня, в самые неподходящие минуты, то рассматривая, то скаля зубы, как будто хотел напасть на меня. Трудно было понять, что он думает, и что последует за этим. Но со временем я научилась доверять ему и выдерживать взгляд его глаз-полумесяцев. Он был очень красив. Особенно в те спокойные минуты, когда в его зрачках поселялось удовольствие и покой. Они то расширялись, то суживались, а дыхание становилось спокойным и безмятежным. Браннен мог быть ручным, или казаться ручным, особенно когда отдыхал. В эти минуты он позволял мне приблизиться к себе и уткнуться в шею. Я чувствовала запах дыма и соленого моря, исходящего от его блестящей на солнце шкуре.
Мне нравилось любоваться изгибом его шеи, такой сильной и манящей меня чуть позже, когда я повзрослела и смотрела на него уже не глазами маленькой волчицы. Я восхищалась той грациозностью, с которой он не спеша передвигался. Той легкостью, с которой он мог преодолевать любые препятствия и той удивительной скоростью, которой я так и не смогла научиться.
По дороге нам иногда попадались стаи волков, которые были готовы принять нас. Но Браннен хотел оставаться одиночкой.
– А как же вы? – Ральф каждый раз ругал себя, что прерывал рассказ Маргарет, но не мог сдержаться.
– Даже с волчицей можно быть одиночкой. А я в то время была еще мала, многого не понимала. В тот день, когда он спас меня, я почти не спала, хоть и чувствовала, что бояться не стоит. Но я тосковала без родителей и скулила всю дорогу, пока мы шли к его логову в огромной пещере. Он даже не смотрел в мою сторону, но шел помедленнее, давая мне возможность успеть за ним.
Маргарет снова замолчала, закрыв глаза. Ральф подумал, что на этом рассказ закончится, но ошибался.
– Когда он злился, я по-настоящему боялась его, – продолжила она через несколько минут. – Пару раз он кусал меня, очень больно, но не до крови. Это часто приводило меня в чувство и отгоняло страх, который преследовал меня долгое время. Особенно, когда нам приходилось перепрыгивать через ущелья и обрывы. Но не укусов я боялась больше всего, а его насмешек и сомнений, что из меня может получиться настоящий волк. Мне нравилось охотиться на зайцев, а Браннену не нравилось заячье мясо и мое желание выполнять самые легкие задания. Поэтому, когда я чуть подросла, он взял меня на охоту на оленя. Есть мясо трусливого зайца – было не для него. Он хотел настоящего зверя, с которым можно было сразиться и победить. Мы долго бродили в поисках, пока он не почувствовали запах добычи. Движения Браннена стали не слышными, а прикрытые глаза были похожи на две иглы, готовые ужалить в любую минуту. Он шел впереди. Я, стараясь не шуметь, шла сзади. Олень был очень крупный, в два раза больше тех, на которых охотились мои родители. Он, кажется, тоже почувствовал запах угрозы, поэтому стоял в отдалении, не шевелясь и прислушиваясь к любому шороху. Браннен обошел его и медленно продвигался сбоку, осторожно обходя снежные сугробы и заледеневшие камни. Я знала, что лучший прыжок – этот тот, который позволяет тебе вцепиться в горло противника. У меня уже были острые клыки и крепкие когти, чтобы вцепиться в добычу и разорвать ее на части.
В тот день мне хотелось удивить Браннена и прыгнуть первой. Я слишком переоценила свои силы и недооценила волнение, которое так мешало мне. И еще страх, он теплился во мне, не давая покоя ни днем, ни ночью, напоминая о гибели моей стаи. Я обошла оленя, пытаясь выбрать место поудобнее. В тот момент, я даже не предполагала, что подвергаю опасности не только себя, но и своего друга, который ничего не подозревая, пробирался к оленю с противоположной стороны. То ли волнение сказалось, то ли моя неопытность, но олень услышал именно меня и его горящие от испуга глаза сразу нашли меня, прячущейся за огромным камнем. В этот момент меня увидел и Браннен, быстро поняв, что я решила опередить его. Я прыгнула, почти допрыгнув до спины оленя, который с отчаяньем раненного зверя, стал стряхивать меня, пытаясь сбросить на землю. Мне трудно было держаться когтями за его гладкую, почти без шерсти шкуру. В какой-то момент, я ослабла, и он сбросил меня через голову, прямо перед собой и его острыми черными копытами. Оставались считанные секунды и он, сначала попятившись назад, уже был готов затоптать меня. Этих несколько секунд были достаточны для Браннена, чтобы схватить меня за загривок и успеть отбросить в сторону. Олень не успел ударить меня, но Браннену достался сильный удар прямо в живот и он упал на спину. Я понимала, что еще мгновение и олень затопчет его. Забыв про страхи и боль, я снова прыгнула. Злость и страх за любимого друга делали меня сильнее. В этот раз я прыгнула с нужной стороны и вцепилась ему в горло. Оно не было таким мягким и податливым, как у зайца. Мне понадобилось некоторое время, чтобы прокусить его. Моей ненависти и голода оказалось достаточно. Спустя некоторое время олень опустился сначала на колени, а потом окровавленный завалился на бок. Он так вкусно пах кровью и свежим мясом, что у меня закружилась голова. Но забыв о голоде, я подбежала к Браннену.