Интим не предлагать!
Шрифт:
Может, ему надоели мои родственники и он просто стесняется мне об этом сказать не желая обидеть?
— Женя, рулеты! — напоминает мама и я, поднявшись из-за стола, тащусь на кухню, прихватив по пути Цветкову.
Прикрыв за собой дверь, дабы отгородиться от шума вечеринки, щурюсь:
— Это что ещё за новости такие? Эдик? И ведь ни слова не сказала!
— Прости-прости-прости! — в умоляющем жесте складывает ладошки Аньтка. — Я пыталась тебе сказать, позавчера, помнишь, когда мы выходили из аудитории, я позвала тебя поболтать, а ты отмахнулась,
— Ладно, — (было дело), — расскажи лучше, как это произошло?! Когда? Это же Эдик! Столько лет бок о бок учились и тут перед самой защитой н'a тебе!
— А у вас с Малиновским разве не так?
— Не переводи стрелки!
— Хорошо, хорошо, — Анька зачем-то понижает тон и хихикает: — Он сам мне первый в соцсети написал, представляешь? Жаловался, что Малиновский уже дважды посягал на его здоровье, про тот случай на вечеринке Самсоновой напомнил. Грозился написать заявление в полицию, а меня попросил пойти свидетелем, я же на той вечеринке была и всё видела.
— Заявление? Вот он! Ну я ему! — откровенно негодую и даже пытаюсь вернуться обратно в гостиную, отыскать этого предателя и высказать ему всё, что я о нём думаю, но Анька ловит меня за руку и возвращает на место.
— Да стой ты! Разумеется, я тоже возмутилась, молчать не стала. Нет, я против рукоприкладства и считаю, что Малиновский должен понести за это наказание, и точно бы его понёс, не будь он твоим мужем.
— Фиктивным, Аня, — напоминаю уже скорее по привычке.
— Ой, да брось ты, вижу я вашу фикцию, — машет Анька ладошкой и ворзващается к сути: — В общем, из-за тебя я этого допустить никак не могла, предложила ему встретиться и всё спокойно обсудить. Ну мы встретились, потом ещё раз и ещё… Представляешь, он теорию Бутлерова на зубок знает! — Цветкова сияет как медный грош и глядя на неё у меня всю злость на Эдика словно ветром сдувает.
— Да ты запала, Цветкова!
— Ничего я не запала! — вспыхивает Анька. — Просто мне с ним интересно. Он умный, весёлый (это Эдик-то весёлый?), улыбка у него такая милая… — и поняв, что безбожно выдаёт себя с потрохами, убирает с лица блаженную улыбку: — В общем, я убедила его, что Малиновский это не со зла всё, и что не нужно писать никаких заявлений. Даже вот уговорила его со мной на день рождения пойти, чтобы зарыть топор войны. По-моему, всё получилось. Здорово я придумала, правда?
— Ты точно втюрилась, — констатирую я и обнимаю смущённую подругу за хрупкое плечо.
— Ну, может, если только совсем чуть-чуть… Вернее, пока он мне просто нравится…
С грохотом раскрывается дверь, обрывая наш душевный разговор на полуслове. Слегка пошатываясь, на кухню входит Пашутин.
— Слышь, коротышка, иди, там тебя твой щуплый везде ищет. Э-э-эдик, — тянет противным голосом и глупо ржёт.
— Я пойду, и ты тут надолго не задерживайся, — Анька окидывает Артёма уничижительным взглядом и, протиснувшись мимо него, выскользывает из кухни.
Пашутин
Часть 38
— Классная вечеринка, Ромашкина. А родственнички твои — вообще закачаешься.
— Не нравится, можешь валить домой, — равнодушно дёргаю плечом и, демонстративно отвернувшись от источника раздражения, открываю холодильник.
Мясные рулеты стоят в огромной чашке на самой нижней полке. Как же поприличнее наклониться… Чёрт дёрнул надеть такое короткое платье!
Изловчившись, кое-как приседаю на корточки и пытаюсь аккуратно вытащить блюдо, не свалив при этом остальную баррикаду из сложенных друг на друга мисок и салатниц.
— Давай помогу, — сзади нарисовывается Пашутин и, явно не случайно задев ладонью мою грудь, тянется за рулетами. Но так как он здорово накидался, то, конечно же, толкает графин с компотом, который падает прямо мне под ноги, обдав туфли, лодыжки и подол платья ледяными брызгами.
— Ну вот кто тебя просил лезть?! — подскакиваю, интенсивно смахивая липкие капли. — Теперь пятна останутся!
— Блин, соррян, я же не специально, — наступив на осколки графина, которые тут же устрашающе захрустели под подошвой его модных мокасин, Артём хватает полотенце и, нагло вцепившись в моё бедро, принимается водить тканью по ноге.
Всё это произошло настолько быстро, что я буквально моргнуть не успела.
— Ради Бога, не надо мне помогать! Просто уйди, — пытаюсь стряхнуть с себя его руки, но он, уже ощутимо больно впившись пальцами в кожу, с упоением маньяка будто бы вытирает капли, а на деле тупо меня лапает. — Пашутин, эй! Ты что делаешь?
— Скажи ещё, что тебе неприятно.
— Да, мне неприятно. Пусти!
— Ой, да брось, Ромашкина, согласись — ломаться сейчас это уже не актульно, — он отбрасывает полотенце в сторону и, сделав шаг, впечатывает меня в дверцу кухонного шкафа. Поставив ладони по обе стороны от моей головы, блокирует любую возможность для какого-либо манёвра. — Хрен с ним раньше, когда ты ещё могла делать вид, что не от мира сего и всё земное тебе чуждо. Но сейчас, когда ты продалась с потрохами первому, кто предложил тебе крупную сумму, делать вид, что “я не такая” — тупо.
Лихорадочно сияющие глаза из-под полуопущенных покрасневших век смотрят уверенно и крайне враждебно.
— Ты накурился, что ли? Если сейчас сюда зайдёт Богдан или Николай Филиппович, или кто-то ещё — тебе не поздоровится.
— Не зайдёт, там подоспела партия шашлыка — все убежали на задний двор.
— Что тебе нужно, Пашутин? — стараясь сменить тон на миролюбивый, пытаюсь вновь вернуться к теме беседы: — По-моему, я всё сказала тебе ещё осенью — ты мне не нравишься и абсолютно не интересен. Писать, звонить и уж тем более пытаться соблазнить — всё бесполезно.