Интимная жизнь элиты
Шрифт:
«Да, это друзья!» – подумал Данила, когда в тусовочном кругу услыхал фамилии ее «друзей»: большинство из них были отпрысками из знатних правительственных и цековских семей.
Конечно, Данила танцевал – и все восхищенно хлопали. Потом он сидел рядом с Лизой и тихо нашептывал ей на ухо веселые байки.
Лиза бесцеремонно клала на его колени руки и, трепетно глядя в глаза, говорила, что другим представить его просто нельзя…
Он улыбался красивыми цыганскими глазами и предлагал обязательно выпить за хозяйку дома.
Светская
– Это удачный вечер. Он надолго запомнится.
Поздно ночью многие разъехались на своих шикарных авто, а Матвей остался, с ним остался и Данила.
Они болтали в маленькой уютной гостиной. Здесь не было ничего лишнего, все, как сказала Лиза, в простом, русском стиле.
– У тебя лихо получается, – сказала Лиза. – Ты талант! Истинный талант!
Хорошо подвыпивший Матвей ушел спать. А они с Лизой остались. Данила с упоением целовал ее лицо и шею. Она оказалась горячей и податливой. Вскоре перешли в соседнюю комнату. В спальне была широкая кровать с разбросанной постелью. Данила не церемонился. Он знал, что дамы такого возраста любят что-то такое, экзотическое…
Да и Лиза была весьма открыта и потому, пожалуй, сразу оценила Данилу.
– Ты не похож на всех.
Данила засмеялся.
– Не похож, так как индивидуалист – и все у меня в индивидуальном стиле.
А утром, проснувшись, он позвал Матвея, который, как бы случайно, заглянул в спальню.
– Ты со мной поедешь или останешься? – сказал Матвей.
– С удовольствием бы остался, но у меня репетиция.
Полковник Салтыков только что вернулся из Матросской Тишины и сразу зашел к генералу, чтобы доложить некоторые детали допроса.
Генерал мрачно смотрел в окно. Полковник понял – что-то случилось.
– Товарищ генерал…
Власенко с багровым лицом повернулся к нему.
– Можешь, Владимир Евсеевич, не докладывать. Все случилось так, как кто-то задумал.
– Я не понял.
– А чего тут понимать! Твоего Цыгана убили… рядом с Матросской Тишиной.
Цыган на допросе вел себя раскованно, уверенно. Он не был откровенным и раскаиваться в чем-либо не собирался, и смотрел на полковника широко открытыми глазами большого ребенка.
– Да, я был в Англии. Естественно, ездил с театром на гастроли. Участвовал в спектаклях. Надо заметить, за театралами следили кагэбэшники. Они же ездили с нами. Так в чем же они меня усекли? Если у нас одного заподозрили, то его, извините, отправили домой…
– Как вы познакомились со Светской львицей?
– Светской львицы не знаю. Но догадываюсь. Называть Лизавету так, на мой взгляд, неприлично.
– И все же где, когда?
– Разрешите это оставить при себе. Это наше личное дело.
– Но она замужем.
– Мы все кто женат, кто замужем. Вам это непонятно разве?
– Почему же! Очень даже понятно. Только лицо, о котором идет речь, особое…
– Да,
– И не просто дочь сановника, – раздражительно заметил Салтыков.
Полковнику неожиданно позвонили. Салтыков молча выслушал (по-видимому, распоряжение) и, не проронив ни слова, лишь сказал:
– Слушаюсь, товарищ генерал.
С некоторым неудовольствием полковник жевал губами.
– Я должен тебя освободить, – вдруг сказал он, поморщившись. – Но с подпиской о невыезде.
– Значит, я свободен? – ухмыльнулся Цыган.
– Да, конечно. Но, думаю, разговор с тобою продолжим.
Цыган пожал плечами.
– Только говорить с вами не о чем. Тем более сегодня мой спектакль. Я срываю аншлаг, товарищ полковник.
Глава 3
Говорят, что в разведку приходят один раз и на всю жизнь.
Пожалуй, это именно так. Егор Лаврентьев это знал еще от отца, пограничного генерала, командующего округом Лаврентьева Александра Николаевича. Знал с детства, когда однажды тот взял с собой сына на пограничную заставу в таежном уссурийском крае. Тогда Егор только что поступил в Московское суворовское училище и приехал на первые суворовские каникулы.
Егору нравилась тогдашняя суворовская форма, и он даже дома ее не снимал. Отец над ним подтрунивал: «Мой солдатик!»
Вот этот «солдатик» на заставе и сказал отцу:
– Папа, а можно после пограничного училища стать разведчиком?
– Какого уровня? – спокойно переспросил отец.
Егор задумался.
– Какого? Самого большого… Например, поехать в Лондон резидентом?
– О! Да ты, брат, уже кое о чем наслышан. Не забудь, мой солдатик, одну истину. В разведку приходят один раз… и на всю жизнь.
В Суворовском было как во всех суворовских. Общий режим и частный порядок, установленный офицерами-воспитателями. За режимом строго следил «учебный отдел», за порядком – сами офицеры через давление на сержантский состав…
Егор был на хорошем счету у командира роты, что вызывало если не ревность, то неоднозначное отношение офицера-воспитателя.
Майор не раз, зарезав увольнение, бесстрастно говорил:
– Только не ходи к ротному.
Егор, между прочим, и не ходил: подполковник, выходя из канцелярии и заметив Егора, сам удивлялся: «А ты почему здесь?»
Суворовец пожимал плечами.
– Все ясно, – неторопливо сквозь зубы тянул ротный! Егор не умел пользоваться положением отца, да тот к тому же редко когда заглядывал в училище. Тем более, у него были свои принципы: «Ты, мой солдатик, за папины лампасы не держись. Мне никто ничего не зарабатывал. Я шел по извилистому пути жизни сам…»
Живой, но сдержанный в поступках, Егор тоже шел сам… Сам и подружился со смекалистым Артемом, которого майор нередко вместе с Егором выставлял на плац чистить снег…