Интимная жизнь великих диктаторов

Которн Найджел

Элиза, искусно манипулируя сексуальной жизнью Франсиско, добилась внушительного влияния на него. Памятуя о его обещании, она по-прежнему метила в императрицы Южной Америки. Дабы поскорее исполнилась эта мечта, она решила превратить убогий Асунсьон в столицу метрополии. Она убедила Франсиско начать строительство дорогостоящих зданий, в том числе копии склепа Наполеона — предполагалось, что когда-нибудь там найдет упокоение бренный прах самого Франсиско.

Кроме того, Элизе хотелось упрочить положение своего сына Хуана Франсиско. Отец души в нем не чаял, но Элиза понимала, что в один прекрасный день любовь может остыть. Решение проблемы она увидела в крещении мальчика. Франсиско эта идея понравилась. Он запоздало распорядился отпраздновать рождение ребенка сто

одним пушечным выстрелом. От такой пальбы в Асунсьоне рухнуло одиннадцать зданий, в том числе пять только что построенных согласно плану обновления столицы. Давно не чищенная английская полевая пушка взорвалась, убив половину артиллеристов, а вторую половину отправив в госпиталь.

Весь этот тарарам перепугал синьор из семейства Лопес, и Карлос отменил запланированное крещение в асунсьонском Catedral de la Encarnation. Епископ Парагвая, брат Карлоса, пригрозил отлучить от церкви любого священника, который согласится крестить малыша Хуана. Но Элиза была не из тех, кто легко сдается. Она все-таки нашла смелого попа — некоего отца Паласиоса — и пообещала сделать его епископом Парагвая, когда Франсиско унаследует власть. Франсиско ужасно не хотелось идти вопреки отцовской воле, но Элиза его уговорила. В запасе у нее был убийственный аргумент: если Франсиско не согласится крестить сына по католическому обряду, она увезет ребенка в Европу и окрестит в англиканской церкви! Франсиско наивно возразил, что без его позволения ее не выпустят из Парагвая. Элиза же на это ответила, что, если она пойдет к Карлосу Лопесу и выскажет намерение покинуть страну, он с радостью предоставит ей вооруженный эскорт, а то и крупную сумму денег.

Она не оставила Франсиско выбора. Обряд крещения произошел в загородном доме Элизы, и на нем не было никого из асунсьонской знати и дипломатического корпуса. Эти господа по-прежнему больше боялись Карлоса, чем Франсиско. И хотя в том сражении Элиза одержала победу, война между нею и семейством Лопес продолжалась. Элиза лихо утерла недругам нос на открытии «национального театра», тоже воздвигнутого по плану реконструкции столицы. По ее подсказке Франсиско велел соорудить слева от сцены маленькую «королевскую» ложу. Там полагалось сидеть Карлосу Лопесу с женой и дочерьми, а для Франсиско и Элизы предназначалась величественная ложа в центре зрительного зала.

Чтобы асунсьонское общество почаще вспоминало об Элизе, она содержала салон. Местные дамы не переступали его порог, зато их мужья не упускали случая зайти и пофлиртовать с хозяйкой.

По-прежнему Франсиско был полон решимости добиться, чтобы фаворитку приняли не только его мать и сестры, но и светские дамы. Построив злополучную сельскохозяйственную колонию в бассейне реки Ла-Плата, он организовал туда экскурсию для высокопоставленных парагвайцев и всего дипломатического корпуса. Мужчинам предстояло добираться верхом, а женщинам — на пароходе. Он заявил, что официальной распорядительницей на борту будет мадам Линч. Желающих пропустить столь знаменательное событие не нашлось. Даже дона Хуана с двумя дочерьми чинно поднялись по сходням. Все пассажирки решительно игнорировали официальную распорядительницу.

Пароход отдал швартовы, но вскоре заякорился на стрежне, и дамам предложили угощение: молочных поросят, упитанных индеек, новорожденных ягнят, свежие фрукты и овощи, лучшие импортные вина. Дамы плотно облепили стол и не подпускали к еде Элизу. На просьбу уступить местечко, чтобы распорядительница могла исполнять свои обязанности, они лишь сгрудились теснее. Тогда Элиза собрала официантов и распорядилась: «Все выбросить за борт». Дамы умолкли. Официанты колебались, и Элизе пришлось повторить: «Все за борт!» Яства и вина полетели в реку, после чего Элиза села и молча уставилась на своих обидчиц. Они мучились голодом, жаждой и потели десять часов, пока Элиза не разрешила капитану возвращаться к пристани.

Карлос Лопес, очевидно, уже не хотел, чтобы его пост унаследовал Франсиско. Хоть он и был диктатором до мозга костей, но чаще предпочитал улаживать дела миром, и агрессивные притязания сына на земли соседей

его пугали. Как только отец скончался, Франсиско созвал Национальный Конгресс, и тот утвердил его на посту президента на ближайшие десять лет. Франсиско Лопес не упустил возможности заявить, что Элиза вот-вот подарит ему сына — уже пятого. Когда отгремели овации, он добавил: «Мне бы хотелось довести до всеобщего сведения, что, во исполнение нашего желания и ради нашего блага, с нынешнего дня сеньора Элиза Линч может пользоваться привилегиями, которые обычно достаются жене главы государства». Дамы из семейства Лопес вместе с половиной женского населения Асунсьона упали в обморок.

Спустя месяц после воцарения Франсиско Лопеса тысяча наиболее выдающихся граждан Парагвая оказались кто в ссылке, кто в тюрьме, а кто в бегах. Они провинились лишь тем, что не понравились Франсиско. Затем он решил обуздать церковь. Как и было обещано, отец Паласиос стал епископом Парагвая. Он оказал Франсиско ценные услуги, не только крестив его сына Хуана, но и снабжая полезной информацией, почерпнутой в исповедальне.

«Ирландскую любовницу» всеми шпыняемую прежде, английский посол в Асунсьоне теперь именовал «парагвайской мадам Помпадур». Как и раньше Лопес кочевал из особняка в особняк, принимая там проституток, но он уже открыто жил с Элизой — «первой леди Парагвая».

Асунсьонским дамам пришлось смирить гордыню и приглашать ее в гости. Элиза устраивала пышные балы и подробно инструктировала женщин, что им надевать. Естественно, она их всех затмевала.

Неожиданно Лопес заявил во всеуслышание, что намерен взять в жены красивую и юную бразильскую принцессу Изабеллу — «по причинам сугубо политическим», уверял он. Элиза, конечно, останется его фавориткой.

Как всегда, Элиза сумела извлечь выгоду из тяжелейшей ситуации. Она потребовала равноправия и заставила Лопеса признать их детей законнорожденными — таким образом Хуану Франсиско доставалось неоспоримое право наследования. Когда об этом прознала принцесса Изабелла, она предпочла выйти замуж за француза из королевского семейства.

На первой годовщине вхождения Франсиско Лопеса во власть Элиза устроила огромный цирк — с боем быков, плясками и сценками; происходило все это на ипподроме у самого океана. Рекой текли вино и кана (местный ром), и, по словам очевидца, «толпа активно занималась повышением рождаемости».

К тому времени Франсиско Лопес своих имперских амбиций не растерял. Он пытался влезть в драку Бразилии и Аргентины с Уругваем, но настолько ошибочно оценил ситуацию, что все три страны объявили Парагваю войну. Лопеса разгромили в пух и прах. Он перешел к обороне, но и тут не снискал славы. Однако это не помешало мадам Линч устроить пышный бал в честь «победы». Всем дамам Асунсьона приказали явиться при драгоценностях, которые Элиза шустро отобрала «на военные нужды». Светских львиц ждало еще одно унижение — Элиза пригласила всех городских проституток, лично отворила им двери и сказала «милости просим». «На столь славном торжестве не грех слиться всем классам», — так объяснила она свой поступок.

Лопес отбыл на фронт, чтобы самолично повести войска к победе, оставив в Асунсьоне Элизу в качестве регента. Первым же указом она потребовала, чтобы женщины Парагвая в трудный для страны час отдали последние драгоценности. Ей также исключительно везло в раскрытии «заговоров» — обвиняемым в антигосударственной деятельности, чтобы снять с себя подозрения, приходилось выгребать у себя из кубышки золото.

Вскоре положение на фронтах сложилось безнадежное, и Лопес остался почти без солдат. Тогда мобилизовали всех лиц мужского пола в возрасте от одиннадцати до шестидесяти лет, в том числе и аристократов. Женщины остались трудиться на полях, а из мужчин в Асунсьоне можно было увидеть только полицейских. В Парагвай вторглись армии тройственного союза. 24 мая 1866 года они добили парагвайскую армию в сражении при Эстеро-Белласо. Парагвайцы были так истощены, что их трупы даже не сгорали. А Лопесу как будто мало было всех напастей — он казнил каждого десятого офицера и солдата из уцелевших за «трусость под огнем».