Интимный дневник гейши
Шрифт:
Еще несколько минут назад Кэйсо-ин, ее фрейлины, подруги, наложницы сёгуна и их служанки болтали, ели и пили под музыку флейты и самисэна. Однако новость заставила Кэйсо-ин быстро покинуть свои покои, чтобы утешить сёгуна; музыкальные инструменты остались лежать среди забытых тарелок с едой. Женщины сбивались в беспокойные кучки по всей ярко освещенной и жаркой комнате. Служанки сновали туда-сюда, разнося слухи, которые подпитывали идущие вполголоса разговоры:
— Сёгун так зол, что непрерывно кричит и ругается!
— Он поклялся казнить убийцу собственноручно!
Жена Сано, госпожа Рэйко,
— Хочу домой!
— Ш-ш… — шикнула Рэйко, стараясь узнать побольше об убийстве.
Ее подруга Мидори, фрейлина Кэйсо-ин, подбежала к Рэйко и опустилась на колени рядом с ней.
— Все говорят, что сёсакан-сама должен быстро найти убийцу, — сказала она, задыхаясь от волнения. В своем красном кимоно восемнадцатилетняя Мидори была полна юного очарования. — Если он этого не сделает… — Драматическая пауза и несчастный вид без слов говорили о смертельной угрозе, нависшей над Сано. — О, Рэйко-сан, как страшно! Вы можете ему помочь?
— Возможно, — отозвалась Рэйко.
Вокруг нее продолжала жужжать толпа.
— Врагам правителя Мицуёси лучше поостеречься!
— Все в бакуфу боятся, что их обвинят в убийстве и казнят!
Прижимая к себе сына, Рэйко прислушивалась к сплетням и страстно хотела участвовать в расследовании.
Став женой Сано, она добилась разрешения помогать ему, а не сидеть дома, как большинство дам ее сословия. Поначалу Сано не хотел нарушать общественные традиции, но вынужден был признать необычные способности жены. Ее отец, судья Уэда — один из двух сановников, ответственных за соблюдения законов и порядка в Эдо, — дал своему единственному ребенку образование, положенное сыновьям. В детстве Рэйко слушала процессы в суде, многое знала о преступлениях, и хотя как женщина была ущемлена в правах, обладала определенными преимуществами. Она вращалась в замкнутом далеком мирке, где частенько скрывались улики, обитали свидетели, но куда детективы-мужчины допущены не были. Ее знакомства среди дам, связанных с могущественными самурайскими кланами, давали Сано важную информацию, и это уникальное партнерство в течение трехлетнего супружества подпитывало их страстную любовь друг к другу.
Когда случился поджог и тройное убийство в храме Черного Лотоса, Рэйко к Сано оказались по разные стороны баррикад. Расследование превратилось в сражение, которое почти разрушило их брак, и его отзвуки до сих пор преследовали обоих.
Они поклялись в будущем действовать более осмотрительно, но это было проще сказать, чем сделать. Три месяца Рэйко уклонялась от участия в новых расследованиях. Она высоко ценила свое чутье, однако дело «Черного Лотоса» показало, что оно может ее подвести. В конечном счете, она исправила ошибки, но не могла простить себе их и вновь довериться интуиции; не знала, верит ли ей Сано, и боялась нарушить хрупкое равновесие их отношений.
— Надеюсь, что расследование не займет много времени, — волновалась Мидори. — Мы с Хиратой-сан не сможем пожениться, пока оно не будет завершено.
Мидори давно была влюблена в главного вассала Сано, однако Хирата не сразу поверил в свое счастье. Но
— Наберись терпения, — утешала Рэйко подруг. Масахиро захныкал, и она покачала его на коленях. — Не стоит торопиться. Перед вами с Хиратой-сан целая жизнь, которую предстоит прожить вместе.
Неутешная Мидори покусала ноготь на большом пальце — остальные пальцы были уже обкусаны.
— Я не могу ждать, — пожаловалась она. — Мы должны пожениться скорее. Но родители Хираты-сан не очень-то обрадовались, когда он объявил им об этом. — Круглое личико Мидори осунулось, обычный румянец поблек, она уже не выглядела такой счастливой, как после объяснения в любви с Хиратой. В ее глазах теперь светилась тревога. — И мой отец расстроился, когда я попросила его о миаи.
Миаи — это первая официальная встреча возможных жениха и невесты и их семей. За ней должны следовать церемония обмена подарками, переговоры о приданом и о свадьбе, если обе семьи согласятся на женитьбу.
— Но ведь мой муж уже организовал миаи, — напомнила Рэйко. — Сано, как посредник Хираты, убедил обе семьи согласиться на встречу.
— Но она запланирована на завтра. Что, если Хирата-сан будет так занят расследованием убийства, что не сможет прийти? — переживала Мидори. — Что, если его семья не захочет принять меня, а моя не примет его?
Судя по обстоятельствам, такая возможность была вполне реальной, однако Рэйко постаралась быть оптимисткой.
— Надейся на лучшее. Не надо так беспокоиться. — Озабоченная собственными проблемами, она пыталась ободрить Мидори, размышляя, отчего подруга так огорчена.
Дверь на улицу открылась, впустив в комнату поток холодного воздуха. Вошла мрачная пожилая служанка.
— Позвольте представить досточтимую госпожу Янагисава и ее дочь Кикуко, — объявила она.
Разговоры смолкли, и все посмотрели на новоприбывших, неуверенно ступивших в комнату, — женщину лет тридцати пяти и девочку, на вид лет восьми.
— Жена и ребенок канцлера? — прошептала Мидори.
— Да. — Любопытство охватило Рэйко. — Но почему они здесь? Они ведь никогда не присутствовали на таких пирушках.
Госпожа Янагисава оказалась плоскогрудой женщиной с такими кривыми ногами, что топорщились полы ее черного парчового кимоно. Ее суровое лицо было очень широким и словно приплюснутым — узкие щелки глаз, вывернутые ноздри и большой рот. Дочка в розовом кимоно, расшитом серебряными птицами, казалась на ее фоне необыкновенно красивой. Кикуко унаследовала от отца высокую стройную фигуру, блестящие черные глаза и правильные черты лица. Она, не мигая, смотрела на собравшихся, лицо девочки было странно отсутствующим.
Женщины, поздоровавшись, усадили госпожу Янагисава и Кикуко, а служанки поставили для них чай и закуски. Пока все по очереди знакомились с высокими гостьями. Рэйко во все глаза смотрела на госпожу Янагисава — жену человека, который частенько строил козни Сано. Когда наступила ее очередь, она вместе с Масахиро встала на колени и поклонилась; служанка представила их.
Госпожа Янагисава едва взглянула.
— Для меня честь познакомиться с вами, госпожа Рэйко. — Ее тихий голос был скрипучим, словно им давно не пользовались, лицо печальным.