Интриган. Новый Петербург
Шрифт:
— Успокойся, — строго осадил отец. — На вашем месте я бы прислушался к записке. И оставил все эти козни и распри тем, кто их устроил. Нечего соваться туда, в чем ничего не смыслишь. Нашлись тут интриганы недоделанные. Хотите действительно помочь — тогда завтракайте и собирайтесь. Сегодня в полдень назначено экстренное заседание суда. Поднимут вопрос о лишении Пана дворянского титула. Меня вызвали в жюри присяжных, но и вам не помешает поприсутствовать на слушании. Лично узнаете, что бывает с теми,
Андрей ушел, а Марк обхватил бритый череп ладонями и шумно выдохнул.
— Дерьмо… Что ни делаем — все через задницу.
— Отец прав. Надо затаиться на время. За эти дни я узнал достаточно для оперативной разработки. Составлю мотивы, проверю несколько версий, и тогда…
— Каких, млять, версий?! — парень ударил кулаком в стену. — Пока ты думы думаешь, с Афиной делают неизвестно что! В лучшем случае она сидит в гнилом подвале на воде и черством хлебе. А в худшем… Сука, я их всех перевалю. Всех до единого замочу…
— Успокойся! — встал и подошел к гардеробу. — Я знаю, что плен — не курорт, уж поверь. Но если бы похитители были отморозками и головорезами, то прислали бы не прядь, а ноготь или палец.
Надел сорочку и замер — вопреки ожиданиям, плечо не отозвалось болью. Пошевелил им так и эдак — слегка ноет, но ничего серьезного.
— Отец всю ночь сидел, — буркнул брат. — Хреново, что у него нет Дара к разрушению, как у тебя. Тогда бы нас не выжали на окраину. И Афину бы не посмели тронуть.
— Сейчас всех трогают. И Пушкиных, и Кросс-Ландау — а там о-го-го какие чародеи. Ладно, хватит лить из пустого в порожнее. Я продолжу поиски, а ты не вздумай лезть на рожон. Договорились?
— Угу…
— Не «угу», а даю слово. Строишь из себя ровного пацана — так отвечай за базар, а не мнись, как девка.
— Фига ты нахватался в окопах, — серые глаза азартно сверкнули. — Даю слово — никаких рожнов. А ты обещай, что вернешь сестру живой.
— Обещаю, — протянул ладонь, и Марк после недолгой паузы крепко ее пожал.
После скромной трапезы сели в мой кабриолет и отправились на главную площадь. Несмотря на небольшое расстояние, путь занял около часа — приходилось едва ли не с боем прорываться через толпы народа, окружившего административный квартал.
Городовые с дубинками выстроились в два ряда, чтобы не дать зевакам прорваться к суду. С тыла их прикрывали агенты охранки и конная полиция, но народ все прибывал, а обстановка накалялась. Не удивлюсь, если заговорщики воспользуются ею для своих целей. Я бы на их месте воспользовался.
Все чаще слышались выкрики о произволе, переделе и незаконном аресте кормильца и благодетеля. И для меня, побывавшего и на полях, и в резервации подобные лозунги казались по меньшей мере странными.
С другой стороны, я видел, что подавляющее
Для торговцев выпивкой, алкоголиков и проходимцев всех мастей это действительно благодетель и кормилец. Вот только далеко не факт, что они пришли поддержать Пана по доброй воле. Скорее всего, это засланные казачки и нанятые провокаторы из числа социально близких — знаем, проходили.
И если праздная публика толпилась в задних рядах, то крепкие молодчики в картузах и подтяжках настойчиво лезли вперед.
И норовили потолкаться с городовыми, порой прямо вынуждая их применять дубинки.
А получив по плечу или руке, орали так, словно им оторвало ногу шрапнелью.
Тем самым зля и разогревая всех сомневающихся и не готовых перейти к прямым столкновениям.
Которые, похоже, начнутся сразу после оглашения приговора.
А в том, что Пана лишат титула, ничуть не сомневался — помимо взрывчатки Ратников наверняка поднимет папочки и с другими прегрешениями, и закопает Хмельницких в два счета.
Дмитро, разумеется, знал о компромате и о том, как крепко железная рука в ежовой перчатке взяла его за яйца. И бушующее море голытьбы вокруг — прямое доказательство того, что предатель не только ждал, но и готовился.
— Пошли прочь! — нам на выручку поспешил отряд всадников во главе с главным полицмейстером. — А ну расступились!
— Орест! — позвал, пытаясь перекричать шум толпы. — Осторожнее сегодня!
— Не учи ученого! — усач отмахнулся нагайкой. — Проезжайте, не задерживайтесь!
Пришлось немного поколдовать и создать перед капотом воздушный щит, чтобы хоть немного проредить беснующуюся ораву. Только так удалось добраться до внутреннего двора здания, на крыше которого сверкала позолотой статуя Фемиды.
В просторном холле собрались репортеры и фотографы, и наше появление тоже озарили фосфорной вспышкой — правда, всего одной. После чего пресса потеряла к обнищавшему роду всяческий интерес, зато Генриха обступили плотным кольцом и старательно записывали в блокноты каждое слово.
То же внимание уделили кряжистому смуглому мужчине с грубым, точно вырубленным из камня лицом. Олег Вячеславович Земской угрюмо отвечал на вопросы о том, как же теперь быть с поставками зерна и не грозит ли городу продовольственный кризис и дефицит спиртного. Мужчина лишь пожимал плечами и говорил, что его дело — шахты и руды, а не пшеница.
Чуть поодаль у высокого стрельчатого окна о чем-то разговаривали Пушкин и Распутина, которую тоже пригласили — то ли в качестве свидетеля, то ли для магической защиты.