Интриганка
Шрифт:
Лицо Тони посерело.
– Пожалуйста, не читай дальше, – умоляюще прошептала Доминик, пытаясь вырвать у Тони газету.
– Отпусти! – рванулся он. – «Сначала я подумал, что это розыгрыш. Невозможно поверить, что у кого-то хватило наглости выставить любительскую мазню и посметь назвать это искусством. Я тщетно искал хотя бы крохотные проблески таланта. Увы, напрасно. Владельцу галереи нужно было вместо картин повесить художника. Настоятельно советую сбившемуся с пути истинного мистеру Блэкуэллу вернуться к своему обычному занятию, насколько я понимаю, из него вышел бы неплохой маляр».
– Невозможно поверить, – прошептала Доминик, –
Она беспомощно разрыдалась.
Тони почувствовал невыносимую тяжесть в груди и начал задыхаться.
– Он все увидел. И все понимает, Доминик. Все. От этого еще больнее. Господи! Каким же я был дураком!
Он повернулся и, слепо спотыкаясь, пошел прочь.
– Куда ты, Тони?
– Не знаю.
Он долго бродил по холодным окутанным туманом улицам, не замечая катившихся по лицу слез. Через несколько часов все прочтут уничтожающую рецензию и он станет объектом издевательств. Но хуже всего то, что он так долго обманывал себя, искренне веря, что станет настоящим художником. Андре д'Юссо по крайней мере спас его от ужасной ошибки. Память для последующих поколений! Дерьмо!
Тони забрел в ближайший бар и начал осушать рюмку за рюмкой, пытаясь как можно скорее допиться до бесчувствия, и вернулся домой только через сутки, грязный и измученный. Доминик, вне себя от беспокойства, распахнула дверь:
– Где ты был, Тони? Мать несколько раз звонила. Она места себе не находит.
– Ты прочла ей статью?
– Да, она настояла. Я...
Зазвонил телефон. Доминик, испуганно взглянув на Тони, взяла трубку:
– Алло? Да, миссис Блэкуэлл. Только что вошел.
И протянула трубку Тони. Тот, поколебавшись, поднес ее к уху.
– Здравствуй, м-мама.
– Тони, дорогой, послушай, – грустно сказала мать, – я могу заставить его напечатать опровержение. Я...
– М-мама, – устало оборвал Тони, – это не сделка и не переговоры о покупке очередной фабрики. Критик выразил собственное мнение. И считает, что меня нужно бы повесить за такую живопись.
– Дорогой, как тяжело, что тебе причинили такую боль! Я просто не вынесу. – Она задохнулась, не в силах продолжать.
– Н-ничего, м-мама. Я п-позволил себе п-поразвлечься. З-значит, из м-моей м-маленькой прихоти н-ничего не в-вышло. Д'Юссо, конечно, сволочь, н-но он л-лучший к-критик в м-мире, черт бы его в-взял! З-зато не п-позволил м-мне с-совершить ужасную ошибку.
– Тони, как бы я хотела найти слова...
– Д'Юссо в-все уже с-сказал. Л-лучше узнать сейчас, ч-чем п-потратить еще десять лет в-впустую. Я сейчас ж-же уезжаю из этого г-города.
– Подожди меня, милый. Я завтра вылечу из Йоганнесбурга, и мы вместе вернемся в Нью-Йорк.
– Хорошо, – вздохнул Тони, положил трубку и обернулся к девушке: – Прости, Доминик. Не повезло тебе со мной.
Девушка ничего не ответила, лишь с невыразимой печалью смотрела на Тони.
На следующий день Кейт, сидя в парижском офисе «Крюгер-Брент», выписывала чек. Мужчина, сидевший в кресле напротив, вздохнул:
– Какая жалость. У вашего сына большой талант, миссис Блэкуэлл. Он смог бы стать великим художником.
Кейт холодно взглянула на собеседника:
– Месье д'Юссо, в мире существуют десятки тысяч художников. Мой сын никогда не будет одним из таких.
Она протянула чек:
– Вы выполнили то, что обещали, теперь моя очередь. Отныне «Крюгер-Брент лимитед» – спонсор художественных
После ухода д'Юссо Кейт еще долго сидела за столом, обхватив голову руками. Она так любила сына! Если когда-нибудь тот узнает... Она понимала, чем рискует. Но нельзя же отойти в сторону и позволить Тони зря растратить жизнь! Чего бы ей ни стоило, но сына нужно защитить. И компанию «Крюгер-Брент»!
Кейт наконец поднялась, ощущая невыносимую усталость. Пора ехать за Тони. Она поможет сыну справиться с ударом, чтобы он смог продолжать дело, для которого был рожден.
Управлять компанией.
Глава 19
Все два года, прошедшие с того дня, Тони чувствовал себя так, будто затянут в шестерни огромного станка и бежит в никуда, совершая однообразные движения, словно белка в колесе. Все знали, что он единственный наследник огромного концерна, поглотившего бумагоделательные фабрики, авиакомпанию, банки, заводы, больницы. Тони усвоил, что его фамилия – ключ, открывающий любую дверь, служащий пропуском в те круги общества и закрытые клубы, где ни деньги, ни влияние не имеют значения. Тони принимали везде, но он повсюду чувствовал себя чужаком, ничем не заслужившим подобную честь, тенью своего великого деда, и воображал, что их постоянно сравнивают, и выводы явно не в пользу внука. Но ведь это несправедливо, не Тони виноват в том, что ему не пришлось ползти через минные поля, скрываться от охранников и отбиваться от акул. Старые сказки и семейные предания не имели с ним ничего общего. Все это давно прошло, принадлежит прошлому веку, иному времени, другому месту, и героические деяния, совершенные никогда не виденным человеком, Тони не трогали.
Он работал в два раза больше, чем остальные служащие «Крюгер-Брент», немилосердно изводил себя, пытаясь избавиться от разрывающих душу воспоминаний. Письма к Доминик возвращались невскрытыми. Тони позвонил мэтру Канталю, но тот ответил, что Доминик больше не работает в школе. Она исчезла. Тони усердно трудился и неплохо справлялся со своими обязанностями, выполнял работу методично и скрупулезно. Если он и ощущал глубокую опустошенность, то внешне никак не показывал этого. Никому. Даже Кейт. Она получала еженедельные доклады о Тони и была очень довольна, а как-то даже заметила Брэду Роджерсу, что у сына природные способности бизнесмена.
Долгие часы, проводимые Тони за работой, служили для нее доказательством его любви к делу.
Вспоминая о том, как сын чуть было не выбросил на ветер свое будущее, Кейт вздрагивала и который раз благословляла небо за то, что ей удалось его спасти.
В 1948 году к власти в Южной Африке пришла националистическая партия. Петля сегрегации захлестнула страну. Свобода передвижения строго ограничивалась, членов семей разлучали по воле правительства. Каждый цветной обязан был иметь при себе удостоверение личности, служащее не только пропуском: это был спасательный круг, свидетельство о рождении, разрешение на работу, квитанция об уплате налогов, документ, контролирующий всю его жизнь. Мятежи и восстания вспыхивали во всех уголках страны, а полиция безжалостно их подавляла. Кейт ежедневно читала в газетах тревожные известия; в заметках часто встречалось имя Бэнды. Несмотря на возраст, он по-прежнему стоял во главе подпольного движения.