Интриганка
Шрифт:
– Чрезвычайно благородно с вашей стороны, Кейт. А теперь, пока мы одни и никто не помешает, может, объясните все-таки, что у вас на уме?
Тони работал у себя в кабинете, маленькой комнате на первом этаже. Услышав стук открывающейся двери, он поднял глаза. На пороге стояла Мэриен Хоффман. Не успел Тони открыть рот, чтобы дать знать о своем присутствии, как услышал удивленный возглас. Девушка разглядывала картины на стене – работы Тони, те немногие, что он привез из Парижа и повесил в единственной комнате, которую считал своей в этом доме. Он хотел было помешать
– Просто невероятно, – пробормотала она.
Тони внезапно разозлился. Не настолько уж плохи его картины! Он невольно дернулся, кресло скрипнуло. Мэриен обернулась и наконец заметила его.
– Ох, простите. Не думала, что тут кто-то есть.
Тони поднялся.
– Все в порядке, – почти грубо бросил он, хотя не терпел, когда в его святилище входили посторонние. – Ищете что-то?
– Нет... просто бродила по дому. Ваша коллекция картин достойна любого музея.
– Кроме этих! – вырвалось у Тони.
Мэриен была явно сбита с толку враждебностью в голосе молодого человека и вновь молча повернулась к картинам. Присмотревшись внимательнее, она заметила подпись.
– Так это вы нарисовали?
– Сожалею, что вам они так не понравились.
– Да они великолепны!
Она подошла ближе:
– Не понимаю! Если вы такое умеете, почему занимаетесь еще чем-то?! Поверьте, я считаю вас прекрасным художником! Это правда. Не просто хорошим, а великим мастером!
Тони, не слушая, схватился за спинку кресла, желая только одного: чтобы девушка поскорее ушла.
– Я тоже хотела стать художником, – продолжала Мэриен. – Проучилась год у Оскара Кокошки, но бросила, потому что поняла: бесполезно, никогда мне не подняться выше среднего уровня. А вы учились в Париже?
Хоть бы она оставила его в покое!
– Да.
– И не захотели продолжать? Уехали?
– Да.
– Какая жалость! Неужели...
– Вот вы где?
Оба испуганно обернулись. В дверях стояла Кейт. Оглядев каждого по очереди, она подошла к Мэриен:
– Я повсюду вас ищу. Ваш отец упомянул, что вам нравятся орхидеи. Не хотите ли посмотреть наши оранжереи?
– Спасибо, – пробормотала Мэриен. – Я в общем-то...
Кейт, не слушая, обернулась к сыну и резко спросила:
– Тони, не считаешь, что нужно уделить внимание и другим гостям?
Потом взяла Мэриен за руку и увела из комнаты.
Тони все время казалось, что перед его глазами разворачивается невероятно увлекательный сценарий. Он зачарованно наблюдал, с каким искусством управляет мать людьми словно марионетками. Ни одного лишнего движения. Сначала подстроила так, чтобы Уайатты прибыли раньше Хоффманов. За обедом сажала Люси рядом с Тони. Каждый день о чем-то совещалась с Чарли Уайаттом. Все уловки были шиты белыми нитками, но потому только, как был вынужден признать Тони, что он слишком хорошо знал мать, ее непреклонную волю и страсть к интригам. Конечно, Люси Уайатт была прелестной девушкой и могла бы любому стать хорошей женой. Любому. Но не ему. Только не с такой покровительницей, как Кейт Блэкуэлл, его мать, жестокая, расчетливая стерва, и пока Тони помнит об этом, ее махинации ему не страшны. Интересно, каким будет следующий ход?
Долго Тони ждать не пришлось. Они пили
– Мистер Уайатт был так добр, что пригласил нас погостить у себя на ранчо! – объявила Кейт Тони. – Как мило, не правда ли? – Лицо ее сияло от радости. – Никогда не была на настоящем техасском ранчо!
«Крюгер-Брент» уже давно владел ранчо в Техасе, вероятно, раза в два больше поместья Уайатта.
– Вы ведь приедете, Тони? – вмешался Чарли.
– Пожалуйста, соглашайтесь, – присоединилась Люси.
Они явно объединились. Тони почувствовал, что ему бросают вызов, и решил его принять.
– Б-буду р-рад.
– Как хорошо!
Лицо Люси осветила улыбка, Кейт облегченно вздохнула. Но Тони лишь мрачно подумал, что если Люси собирается затащить его в постель, зря тратит время. Рана, нанесенная матерью и Доминик, была еще свежа, обман поселил в сердце Тони глубокое недоверие к женщинам. Все его отношения с ними сводились теперь к редким посещениям высокооплачиваемых девушек по вызову – они по крайней мере не притворяются, что любят. Требовали от Тони только денег и сразу, не жеманясь, называли цену. Клиент платил за то, что они предлагали, и получал свое сполна. Ни сложностей, ни слез, ни проблем.
Люси Уайатт ожидал не очень приятный сюрприз.
В воскресенье с утра пораньше Тони отправился в бассейн. Мэриен Хоффман была уже в воде. Белый купальник красиво облегал изящную стройную фигуру. Тони постоял немного, наблюдая, как Мэриен уверенными взмахами рук рассекает воду. Увидев его, девушка подплыла поближе:
– Доброе утро!
– Здравствуйте. Вы хорошо плаваете.
– Люблю спорт, совсем как отец, – улыбнулась Мэриен, выходя из бассейна.
Тони подал девушке полотенце, глядя, как та без излишнего кокетства вытирает мокрые волосы.
– Вы уже позавтракали? – спросил он.
– Нет. Сомневаюсь, чтобы повара так рано вставали.
– Ведь это все равно что отель! Обслуживание круглосуточное.
– Прекрасно! – улыбнулась Мэриен.
– Где вы живете?
– По большей части в Мюнхене. У нас старый замок, недалеко от города.
– А выросли тоже в Мюнхене?
– Это длинная история, – вздохнула Мэриен. – Во время войны меня отослали в швейцарскую школу, потом поступила в Оксфорд, училась в Сорбонне, несколько лет жила в Лондоне. Вот и все. – Она взглянула ему прямо в глаза: – А где были вы?
– О, в Нью-Йорке, Мэне, Швейцарии, Южной Африке, несколько лет сражался на Тихом океане, потом Париж...
Он резко оборвал себя, словно испугавшись, что и так слишком много сказал.
– Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но не могу понять, почему вы бросили живопись?
– Не имеет значения! – коротко бросил Тони. – Лучше пойдем завтракать.
Они ели вдвоем на террасе, выходившей на сверкающую гладь залива. Тони с удивлением обнаружил, что с Мэриен легко говорить обо всем. В ней проглядывалась странная смесь чуть чопорного достоинства и мягкости, почему-то привлекшая его. Она не флиртовала, не трещала без умолку и, казалось, искренне интересовалась им и его делами. Тони почувствовал, что ему нравится эта спокойная, неглупая девушка, но не мог отделаться от мысли, что скорее всего увлечение его подогревается именно желанием сделать назло матери.