Интуиция

Бартол Эми А.

Проходят томительные минуты, прежде чем я вижу, что Рассел возвращается. Когда я смотрю на пустое водительское сидение, дверь медленно открывается, и в ней появляется стройная фигура Бреннуса. Со всхлипом, я вжимаюсь в пассажирскую дверь. Дверная ручка упирается мне в поясницу, в то время как я беспомощно искала пути отступления. Бреннус смотрит на меня с наигранной жалостью, а его зубы клацают, показывая, что они с легкостью могут вспороть кожу. Из его запястья сочиться кровь, от чего моя голова начинает кружиться. Протянув трясущуюся руку, я протягиваю его руку к губам, пробуя холодную, густую кровь, которая мгновенно охлаждает жжение в моем горле. Я не могу контролировать свою реакцию, и продолжаю сосать и глотать больше и больше соленой, металлической жидкости. И чем больше я потребляю, со мной начинает что-то происходить.

Голос говорит со мной не так, как раньше звучал голос Бреннуса. Этот голос звучит как голос

Рассела — южный, протяжный звук, который он использует, чтобы заставить меня прислушаться к голосу разума, или, когда мне грустно, он пытается успокоить меня. Мне требуется несколько мгновений на то, чтобы понять, что в машине рядом со мной не Бреннус, а Рассел. Сильные пальцы Рассела держат соломинку возле моих губ, позволяя мне пить из большого пластикового прозрачного контейнера, который обычно используют для картофельного салата.

— Вот так моя девочка. С тобой все хорошо… просто выпей эту оленью кровь, и мы поедим дальше. Рыжик, ты почти закончила, просто представь что это смузи, или что-то вроде этого, — говорит Рассел. Когда соломинка начинает издавать громкий скрижесчатый звук, Рассел убирает чашку от моих губ и спрашивает: — Хочешь еще?

— Я… — меня опять одолевает боль, но уже менее интенсивная чем секунду назад.

Рассел поднимает другой контейнер с пола автомобиля, вставляет в него соломинку и снова подносит его к моим губам.

Я выпиваю второй так же быстро, как и первый.

— Еще? — спрашивает он, когда я выпиваю второй литр деликатеса.

Я нехотя киваю головой, и он поднимает еще один контейнер с пола машины.

— Можешь держать его в руках, пока я веду машину? — спрашивает Рассел, оглядываясь вокруг, в поисках возможных угроз. — Я хочу убраться отсюда на тот случай, если в магазине сработала сигнализация или…, - он замолкает, и я понимаю, что он чувствует себя здесь не комфортно.

Я зажимаю пластиковый стаканчик обеими руками, и пытаюсь снова взять соломинку в рот.

— Рыжик, не заморачивайся, — говорит Рассел, забирая стакан из моих рук, и снова удерживая его.

Когда я его выпиваю его так же быстро, он спрашивает, нужно ли мне еще. Я все еще чувствую, но моя тревога, по поводу того, что мы покидаем нашу квартиру, более насущна, чем потребность облегчить тянущую боль у себя внутри.

— Поехали, — шепчу я, потому что горло слишком сухое, чтобы сказать что-то большее.

Расселу ничего больше и не нужно говорить. Он выбрасывает пустые контейнеры из окна и как можно тише отъезжает от магазина. Он петляет по переулкам города на придельной скорости со включенными фарами, так что мы выглядим как люди, которые просто покидают город. Рассел продолжает посматривать через каждые несколько секунд, скорее, чтобы убедить себя в том, что действительно здесь, с ним в машине, чем чтобы посмотреть, что я делаю.

Он начинает говорить и его начинает трясти. Думаю, он старается не впасть в шок, потому что его мысли путаются. Он говорит о вещах, которые не так важны в великой схеме вещей, но я принимаю его таким, какой он есть, потому что нужно сосредоточиться на чем-то другом, нежили на том ужасе что он пережил.

— Тренер Блэйк рассказывал, что его жена Энжи делает колбасу с кровью. Это одна из тех вещей, которую здесь делают Юоперы. Ты помнишь, как несколько недель назад я пошел к ним на завтрак? — спрашивает он, и я киваю. — Ну, она приготовила для нас несколько штук, и они были какие-то неприятные, но с съел ее, потому что не хотел ранить ее чувства, — говорит Рассел. Я снова оцепенел киваю, потому что это так на него похоже, съесть то, что ненавидишь, чтобы не обидеть чьи-то чувства. — Она была черная и имела жженый сосновый вкус. Она думала, что мне понравилась, поэтому начала рассказывать, как ее приготовить. Она сказала, что я должен идти к мясным прилавкам и продуктовым магазинам, потому что мне нужно получить пинту оленьей крови, чтобы смешать ее с мясом. Я понятия не имел, что на этой неделе воспользуюсь этой информацией, — бормочет он, делая глубокий вздох и качая головой. — На этой неделе я сделал много вещей, но никогда не думал, что буду делать…, - оцепенело говорит он. — Ты знаешь, почему мы сейчас здесь? — риторически спрашивает он. Я медленно качаю головой. — Эта дурацкая дверь — вот почему мы сейчас здесь. Если бы в Хоутоне, мы жили в другой квартире, я был бы уже мертв, а ты была бы… ну, не здесь… — говорит он, замолкая. — Они послали двоих парней в нашу квартиру чтобы забрать меня. Я чувствовал за дверью их запах и холод исходящий от них. Я знал, что, когда открою дверь, она оттолкнет тебя заставив сделать шаг назад, если ты не знаешь, что тебе нужно отступить, когда она откроется? — быстро спрашивает он меня, начиная говорить все быстрее и быстрее, а его сердцебиение ускоряется от адреналина, выделяемого воспоминаниями об атаке. — Я делал яичницу, когда услышал, как они ползут по лестнице

к нашей двери. Когда они постучали в дверь нашей квартиры, у меня в руках была только сковородка. Я бросился к двери, с треском распахнул ее, чем сбил с ног Дрискола и Уилтона и отправил их вниз по лестнице. Я последовал за ними вниз и вырубил их ударом сковородкой по головам. — Его рука дрожит, когда он подносит ее к шее, а второй продолжает везти машину, рассеянно оглядывая в зеркало заднего вида. — Я отключил их и бросился обратно в квартиру. Связал их, собрал кое-какие вещи и деньги и загрузил все в машину. Я помчался в библиотеку, чтобы сказать тебе, что мы уезжаем, но там снаружи была огромная толпа, но я не смог найти тебя. Я забежал внутрь, увидел конференц-зал на первом этаже, увидел, что в окно был брошен стул — я надеялся… может быть, я бы уехал — если бы после тебя кто-то был, а потом я испугался, что ты можешь вернуться в квартиру, где я оставил этих злых уродов. Итак, я хотел вернуться, но, я никогда не приходил домой…, - говорит он и его лицо мрачнеет. — Они убили миссис Штраус, убили даже ее кошку. Я не знаю, зачем они убили и кошку тоже. Может быть, это потому, что она шипела на них, или еще что, я не знаю, но они выпили ее и оставили ее бедное тело в зеленом кресле, — говорит он. На его лице отразилось горе, которое он испытывает. Потом в нем что-то меняется и его лицо каменеет. — Теперь…, - с мягким рычанием говорит он с холодной отстраненностью. — На этой неделе я совершал такие вещи, о которых на прошлой неделе даже не думал. Я думал, что во мне еще очень много человеческого, но могу сказать Рыжик — это не так. У меня не было милосердия для Уилтона или Дрмскола… даже когда они умоляли меня… а они умоляли меня, Рыжик, — умоляли. — Я должен был убрать их из квартиры. Я сжег это место, так что никто ничего не найдет и не будет преследовать нас. Я отвел их на место нашей тренировки и работал с ними. Они мне все рассказали. Они рассказали мне, как Бреннус, наверное, уже запер тебя в клетке и не дает достаточно воды. Я был вне себя, но, чтобы получить от них эту информацию, мне потребовалось четыре дня. Рыжик, мне пришлось сделать им очень больно, и я совершил некоторые вещи, от которых мне хотелось выблевать свои внутренности, но не было никакого способа, потому что они были мертвы, рассказав мне все.

Некоторое время он сидит тихо, пока мы проезжаем в темноте в сторону Маркетт. Я не могу спросить его о том, куда мы едем. Не могу думать даже о том, как медленно отступает боль, я до сих пор не в состоянии сформировать слова. Я просто сижу рядом с ним, слушаю, о чем он говорит, и мы оба сотрясаемся от пережитых травм.

— Я думал, что купил эти гранаты, чтобы убить тебя, Рыжик, — оборачиваясь ко мне, почти шепотом говорит он.

В его глазах появляется боль, а на мои наворачиваются слезы, когда я думаю обо всем том, что он пережил. Протягиваю руку и нахожу его. Она теплая и потная, а моя ледяная и сухая. Чувствую, как он сжимает мою руку.

— Прежде чем отправится на юг в Железную гору, мне пришлось раздобыть пистолет и нож. Я нашел парня, который ранее продал мне кинжалы, и он свел меня с парнем, который продал мне оружие. Я сказал им на каком звере я буду их использовать, но им действительно все равно, пока у тебя есть деньги, — с хмурой улыбкой говорит он. — Я планировал пойти туда, найти тебя и освободить нас обоих. Я надеялся, что твоя душа уже ушла дальше, но я не хотел оставлять там твое тело страдать в одиночестве, так что я планировал просто двигаться дальше. Если бы твоя душа была у Фредди, то я подумал, что ему придется отпустить ее, когда моя бомба разнесет его в пух и прах.

— Это самоубийство, — хрипло говорю я.

— Да, думаю это так. Я просто хотел поругаться с ними, я бы не смог победить, — говорит он. — Получается, у меня флеш-рояль, — с иронической улыбкой говорит он. — Этот… любит тебя, Рыжик, — шепчет он, и волоски на его руках снова встают. — Эта штука убила Фредди для тебя.

— Да, — киваю я. — Я его любимая рабыня.

— Нет… ты ошибаешься… это он твой раб, просто он еще не знает об этом, — говорит Рассел. — Он будет сходить без тебя с ума. Он будет гореть без тебя, и сделает все, чтобы вернуть тебя… и не знаю, смогу ли я снова его остановить. Не могу поверить, что мы зашли так далеко… их там было больше десятка…

— Знаю знаю, у каждого из них есть имя, — шепчу я. — Я убила одного… Кигана… я убила его, — признаюсь я, и я знаю, что мое лицо побелело, когда я это сказала.

— Что случилось? — спрашивает он.

Я качаю головой:

— Они заставили меня драться с ним, чтобы узнать, тренировалась я, или нет. Он порезал меня… он собирался причинить мне боль, и я… он сказал, что когда найдет тебя, то убьет, — объясняю я, и из моих глаз текут слезы. — Они дали нам ножи, так что я встала за его спиной и перерезала ему горло… он не отскочил от его шеи, они прошли вниз по его бокам… поскольку я почти отрезала ему голову… он умер.