Интуиты. Ася
Шрифт:
Короткий кивок.
— Что?
Трещина между ними быстро увеличивалась, грозясь превратиться в бесконечную пропасть, и Ася не смела его осуждать.
— Я вешала куртку… Твою… И на меня накатило… я не специально… прости… честно не специально… я увидела тебя после похорон жены и ребенка… твой разговор про девушку-интуита, что предала…
На лице Матвея не дернулся ни один мускул, лишь вены на висках вздулись, да пульс усилился. Он смотрел на стоящую перед ним девушку, и в его взгляде невозможно было что-либо разглядеть. Никаких эмоций.
Наконец, Матвей чуть скривил губы и глухо спросил:
— И что?
Ася опешила.
— Как что? Я… Я вмешалась в твою жизнь… И я… я тоже интуит. Как и та…
— Женщина, я и без тебя знаю, кто ты, — Матвей усмехнулся и разжал руки.
Асе моментально стало холодно. Одиночество стихийным потоком обрушилось на ней, затянуло в водоворот, погружая всё глубже и глубже в пучину отчаяния.
Она шумно сглотнула и криво улыбнулась.
— Я…
Она отступила, натолкнулась на полку и шлепнулась на мягкое сиденье.
Брови Матвея скользнули вверх. Качнув головой, он сел напротив нее и негромко сказал:
— Иди ко мне.
Ася от удивления приоткрыла рот.
— Что…
— Иди ко мне, женщина, — сдерживая зарождающийся внутри смех, повторил Матвей. Было забавно наблюдать за эмоциями Аси. Не девушка, а раскрытая книга. И ему чертовски нравилось её читать. Какое читать, ему нравилось в ней всё.
Её улыбка. Её искренность. Её смех. Её доброта. Её задиристость тоже нравилась.
А её тело…
Хотя в теле ли была причина?
Нет. Тысячу раз нет.
Всё дело в ней самой.
Он указательным пальцем поманил её к себе, жестом подтверждая слова.
Ася растерянно моргнула, до последнего сомневаясь в происходящем. Ионов не выговаривает ей. Не кричит. Не уходит.
Он остался и хочет, чтобы она…
Она встала и сделала шаг к нему навстречу.
Чтобы сразу же почувствовать, как сильные руки властно притягивают её к себе, усаживают на колени верхом и обнимают, давая понять, что не отпустят. Вот не отпустят и всё тут.
Да она и не хотела этого.
— Матвей…
— Ты сегодня замолчишь или как?
— Замолчу. Уже.
— Так-то гораздо лучше. Хотя нет — вот так.
Его губы сначала прикоснулись к щекам. К тем мокрым дорожкам, по которым бежали предательские слезы. Он осторожно слизнул их, прикасаясь столь трепетно, столь нежно, что в пору было снова разреветься. Правда, теперь уже от счастья, а не от тоски.
Она первой поймала его губы, тихонько постанывая. Не в силах сдержать лавину страстей, что вырвалась наружу, накрывая её с головой. Внутри неё словно открыли заслонку, и она больше не стеснялась, не боялась показать своих чувств.
Как и Матвей. Он сжимал хрупкое тело, распластывая на нем свои пальцы, показывая, как оно ему необходимо. Что оно его. ЕГО. Как и сама девочка. Его девочка.
Скрипнула дверь купе, проводница зашла проверить посадочные
— Билеты, пожалуйста, — сказала она, прокашливаясь. Видеть целующуюся парочку в купе ей было не впервой. Ой, да сколько всего она перевидала за долгие четырнадцать лет работы.
Но эти даже и не подумали отрываться друг от друга. Девушка дернулась, было, желая отстраниться, но молодой человек не позволил. Властно положил пятерню ей на затылок, углубляя поцелуй. Второй рукой выудил из заднего кармана брюк билеты и протянул проводнице.
Та, усмехнувшись, проверила их и вернула, положив на сиденье.
Влюбленные, что с них возьмешь.
***
Два месяца спустя.
— Мое! Вот эта попка моя. И эти грудки мои… и это тоже мое…
— Матвей!
— Что? — и голос такой искренне-невинный.
— Отстань.
— Как это отстань? Это же мое? — тычется носом в шею, слегка дуя. — И это мое? — руки — наглые такие, бессовестные — сжимают чувствительные полушария грудей.
— Матвей!
— У-у-у-у!
— Уйди.
Она уже не знает, злиться ей или хохотать, позволяя ему продолжать дурачиться дальше.
— Как это я уйду? Без ответа на мои вопросы.
Одна рука властно скользит на бедро, поднимая подол платья.
— Я готовлю.
— М-м-м-м…. Пахнет вкусно. Не определюсь — от тебя или от мяса?
— От мяса. И да — это все твое. И сверху, и снизу, и внутри, и снаружи. Доволен?
— О. Женщина, чертовски правильный ответ. Из чего следует, что раз это все мое, то я могу делать с этим богатством все, что захочу.
В подтверждение слов его пальцы отодвигают резинку трусиков в сторону и скользят к сладкой расщелине.
Ася, сдаваясь, закрывает глаза. Вот так с ним всегда. С этим бирюком, который, раскрывшись, превратился в ненасытного любовника. И заботливого возлюбленного.
Что касается первого пункта, то она уже начинает привыкать. Когда он, как сейчас, заходит на кухню, забросив столярку, и двигается прямо на неё. А она старательно делает вид, что безумно занята. Безумно. И ей ни на секунду, ни на минутку нельзя оторваться от плиты. Вот никак. Вообще. После чего этот бугай начинает приставать к ней самым бессовестным образом. И его совершенно не интересует, что на её руки в муке, что на плите жарится мясо, что из кастрюли "убегает" бульон.
Его интересует только она.
И от понимания этого у Аси "сносит крышу". По-другому не скажешь. Ее тело начинает мгновенно плавиться от его откровенных ласк, желая полностью раствориться в нем и его прикосновениях. А разум тихонько отступает, давая волю эмоциям и чувствам.
Как сейчас.
Закрыв глаза, на лету хватая полотенце и вытирая руки, она откидывается на грудь мужчины. Ой, пусть делает, что ему нравится. Пусть делает, что нравится им обоим.
В тот далекий осенний день, когда они ехали из Пензы в Москву, после её сумбурного признания, Матвей сказал: