Инверсии
Шрифт:
— Ну вот, доктор, теперь вы сами видите, — сказал король, снова водружая свой подбородок на сложенные на подушке руки. — Даже ваш юный помощник согласен со мной. Он находит вас привлекательной. Так вы собираетесь обзавестись любовником, доктор?
— Нет, государь. Любовник будет забирать время, которое мне может потребоваться для вас.
— Ну, я в последнее время чувствую себя так хорошо, что, наверное, мог бы отпускать вас каждый вечер, чтобы вы пару раз скоренько справили свои дела.
— Вы так великодушны, ваше величество, — сухо сказала
— Ну вот опять, Восилл, этот ваш невыносимый сарказм. Мой отец всегда говорил: если женщина начинает проявлять сарказм в отношении тех, кто стоит выше нее, это верный знак: она не получает того, чего требует ее природа.
— Он был настоящим кладезем мудрости, ваш батюшка, государь.
— Нет сомнений, — согласился король. — Я думаю, он бы сказал, что вам нужно как следует покувыркаться в постели. Ради вашего же блага. Ой! — сказал он, когда доктор слишком сильно нажала на его спину ребром ладони. — Осторожнее, доктор. Можете назвать это лечебным средством, или какое там другое слово?
— Неуместным? Непристойным? Нахальным?
— Терапевтическим. Вот как это называется — терапевтическим.
— Ах вот вы о чем.
— Я знаю о чем, — сказал король. — А что, если бы я приказал вам взять любовника, Восилл, ради вашего же блага?
— Забота вашего величества о моем здоровье не знает границ.
— Вы бы подчинились приказу вашего короля, Восилл? Взяли бы любовника, прикажи я вам?
— Я бы спросила, какие доказательства выполнения мной приказа удовлетворили бы ваше величество?
— Я бы вам поверил на слово, Восилл. И кроме того, я не сомневаюсь, что любой, уложивший вас к себе в постель, непременно стал бы хвастать этим.
— Вы так думаете, государь?
— Да. Если только у него жена не особо ревнивая и скандальная. Но вы бы исполнили приказание?
На лице доктора появилось задумчивое выражение.
— Я так понимаю, что выбор оставался бы за мной, ваше величество?
— Конечно, доктор. Не думаете же вы, что я стану вашим сводником.
— Тогда да, государь. Конечно. С радостью.
— Отлично! Так-так, придется подумать, отдавать ли такое приказание.
К этому времени я уже оторвал взгляд от пола, хотя румянец еще не сошел с моих щек. Доктор посмотрела на меня, и я неуверенно улыбнулся. Она усмехнулась.
— А что, если бы вы приказали, а я не послушалась, государь?
— Не послушались, когда ваш король приказывает вам? — спросил король, и в его голосе прозвучал неподдельный ужас.
— Государь, я нахожусь полностью в вашем распоряжении и предана вам, но не являюсь, насколько мне известно, вашей подданной в юридическом смысле. Я иностранка. И вообще ничья не подданная. Я гражданка островной республики Дрезен, и, если я рада и даже почитаю за честь быть у вас на службе, подчиняясь вашим законам, я не думаю, что обязана выполнять все ваши прихоти, как те, кто рожден в Гаспиде или от гаспидцев, ваших подданных.
Король надолго задумался.
— По-моему, вы как-то говорили, что одно время думали
— Кажется, говорила, государь.
— Ну да, я же помню. Так вот, будь вы моей подданной и не подчинись бы мне в этом, то я бы запер вас, пока вы не передумаете, а если бы не передумали, то вам бы не поздоровилось, потому что, хотя вопрос и пустячный, приказы короля должны выполняться, и это дело первостепенного значения и огромной важности.
— Но я не ваша подданная, государь. И что бы вы тогда стали делать с моим юридически спорным неподчинением?
— Я полагаю, мне пришлось бы приказать вам покинуть мое королевство, доктор. Вы должны были бы вернуться в Дрезен или отправиться куда-нибудь еще.
— Это бы сильно опечалило меня, государь.
— И меня тоже. Но вы же понимаете, что выбора у меня бы не было.
— Конечно, государь. Поэтому я буду лелеять надежду, что вы не отдадите мне такого приказа. В противном случае мне следует готовиться к выбору: отдаться мужчине или покинуть страну.
— Верно.
— Трудный выбор для того, кто так своеволен и упрям, как я, что с поразительной точностью изволили заметить ваше величество.
— Я рад, что вы наконец-то подходите к этому вопросу со всей серьезностью, какой он заслуживает.
— Да, государь. А позвольте спросить, что думаете вы?
— О чем? — спросил король, поднимая голову над подушкой.
— Матримониальные намерения вашего величества имеют такое огромное значение, что вопрос о моем любовнике рядом с этим кажется сущим пустяком. Раз уж мы заговорили на подобные темы, я только хотела спросить, доводилось ли вам размышлять об этом.
— А я думаю, мы уклоняемся от предмета, о котором говорили.
— Прошу прощения вашего величества. Но собираетесь ли вы жениться в ближайшем будущем, государь?
— Я думаю, это вас не касается, доктор. Это дело моего двора, советников, меня самого и родителей достойной меня принцессы или другой знатной особы, соединение с которой я почту благом для себя.
— Да, государь, как вы сами на это указали, отсутствие… чувственной разрядки сильно влияет на здоровье и поведение человека. Что разумно для политического процветания государства, может оказаться катастрофой лично для короля, женись он, скажем, на уродливой принцессе.
Король поднял голову и шаловливо взглянул на доктора.
— Доктор, — сказал он, — я женюсь на том, кого изберу, для блага моей страны и моих наследников. Если для этого потребуется жениться на уродине, значит, так тому и быть. — В глазах его словно загорелись искорки. — Я — король. А это положение влечет за собой некоторые привилегии, о которых вы, возможно, наслышаны. Я могу получать, и в довольно широких пределах, удовольствие с теми, кто мне нравится, и я не потерплю в этом порядке никаких перемен, несмотря ни на какую жену. Я могу жениться на самой очаровательной принцессе в мире, но я ни на йоту не поступлюсь частотой и качеством «чувственной разрядки». — Он широко ей улыбнулся.