Иные измерения. Книга рассказов
Шрифт:
Так вот, я решился рассказать о том, как оно есть, ничего не придумывая, но и ничего не опуская. Быть может, найдётся кто-нибудь, кто объяснит мне загадочное явление.
Последние годы, ложась вечером спать, я, как все люди, укрываюсь одеялом, выключаю ночник, примащиваю голову на подушке. И закрываю глаза.
Через три-четыре минуты в них неожиданно проступает человеческое лицо. Не то чтобы остатки света на сетчатке, сполохи цветовых пятен составили что-то похожее на лицо. А живое лицо какого-то конкретного человека — смеющегося,
Нет, я ещё не сплю, даже не нахожусь в состоянии полудрёмы. Неожиданность встречи заставляет напрячься, замереть. Слышны звуки в комнате — тиканье часов, заоконный пробег машины по улице. Но ничто не может вспугнуть того, что появилось в моих глазах.
Это явление происходит не регулярно, с неравными интервалами в полтора-два месяца, и когда оно случается, потом всегда досадно, что я не могу его сфотографировать, хоть как-то запечатлеть. Кроме того, возникает ощущение вины — будто я всем этим незнакомцам зачем-то нужен.
…Появляются по одиночке. Никогда не смотрят в упор на меня. Живут своей жизнью. Кто-то, профессорского вида, очень серьёзен, думает о чём-то своём, кто-то робко улыбается, кто-то вроде бы настроился плакать.
Это всё взрослые люди, мужчины и женщины. Никогда не бывает детей или подростков. Видны только по пояс. Одежда современная. Одно за другим четыре-пять лиц.
Порой одно лицо, неожиданно возникнув, постепенно трансформируется в другое или уходит в синеватую мглу, чтобы дать место новому, совершенно не похожему на предыдущее.
Если открыл глаза и снова закрыл, пытаясь по своей воле продлить череду незнакомцев, из этого никогда ничего не получается.
Каждый раз появляются иные, новые лица. Повторяющихся не бывает.
Все чаще думаю — они чего-то хотят от меня. Да нет, живут своей жизнью. Но что же они тогда делают в моих закрытых глазах?
Спрашиваю сам себя: «Что бы сказал Христос, Будда или Магомет обо всём этом?» И не нахожу ответа.
…Когда-то, очень давно, задолго до возникновения этих явлений, увидел уже не в состоянии бодрствования, а во сне протянувшуюся перед глазами ленту с отчётливо выведенными иероглифами.
Это было настолько ошеломляющим зрелищем, что я воспринял его как обращённое ко мне послание, вроде телеграммы. Проснулся. Рывком вскочил с постели. В темноте опрокинул стул, бросился к бумаге и авторучке, чтобы успеть зарисовать увиденное. И только начал зарисовывать, как всё расплылось в сознании. Через несколько дней знакомый египтолог, поглядев на мои наброски, сказал, что иероглифы действительно египетские, но их слишком мало, чтобы составить фразу.
Какая-то тревожащая двусмысленность есть во всех этих явлениях. Не обращать на них внимания невозможно. Что со всем этим делать — не ясно.
Почему ночные незнакомцы стараются буквально попадаться мне на глаза? Почему это не одни и те же, а всегда разные персонажи? Откуда они? В какой стране живут? По внешнему виду — европейцы.
Уверен, они
Если бы не их вполне заурядный вид, легче всего было бы подумать, что это инопланетяне.
Появляются один за другим. Каждый со своей внутренней жизнью. Уверен, эти люди не из прошлого, не из будущего. Наши современники.
В следующий раз попробую сделать то, о чём почему-то не догадался с самого начала. Мысленно спрошу:
— Кто вы?
Соседи по номеру
Казалось, всё складывалось самым удачным образом.
Поезд прибыл точно по расписанию — в 7 утра. Привокзальная площадь встретила их теплынью, какая всегда бывает здесь в это время — в конце августа. А в Москве, откуда они приехали, свирепствовал циклон, шли ледяные дожди.
Можно было сесть в свежевымытый троллейбус или взять такси, но решили дойти до гостиницы пешком, тем более что багажа на двоих был один чемодан.
Шли под липами по солнечной стороне проспекта, сопровождаемые чириканьем воробьёв.
Николай Егорович одной рукой держал под руку Наташу, в другой нёс чемодан. Он был счастлив. Это был его родной город, город его молодости, в который он давно не приезжал и который теперь хотел показать молодой жене.
Хотя они были знакомы больше года, а женаты уже три месяца, Наташа до сих пор никак не могла привыкнуть называть Николая Егоровича ни по имени, ни по имени-отчеству. А называла — Н. Е.
Ему было тридцать шесть лет, ей двадцать восемь. Разница не велика.
Он был директором школы, она — преподавателем русского языка и литературы. Николай Егорович был в её глазах самым умным и весёлым человеком из всех, каких она до сих пор знала, и ей, певунье, хохотушке, чья ранняя юность была отдана художественной гимнастике, было, конечно же, лестно, что такой человек полюбил её, стал её мужем.
Особенно сблизились они за те месяцы после свадьбы, когда во время летних школьных каникул Николаю Егоровичу удалось получить грант на ремонт школы. Наташа помогала во время ремонта Николаю Егоровичу, малярам и электрикам. Последнее, что они вместе успели сделать перед отъездом из Москвы, — купить кофейный автомат для учительской.
До первого сентября оставалось всего ничего — неделя с небольшим. И Николай Егорович предложил съездить в город своей молодости. Он созвонился с другом детства, попросил забронировать номер на двоих в самой лучшей гостинице, обещал в первый же день прийти в гости, познакомить с женой.
И вот теперь они подходили к новому, окружённому свежепосаженными ивами десятиэтажному зданию, сверкающему на солнце стёклами окон.
Казалось, всё складывалось счастливо. Администратор за стойкой, получив у них паспорта, выписала номер, сказала, что он находится на третьем этаже, можно подняться на лифте. Сняла со стенда массивный ключ, подала Николаю Егоровичу.