Иные измерения. Книга рассказов
Шрифт:
Громовый дождь
Мужиков как-то меньше жалко. А вот девушек, женщин жалеешь, как детей.
Помню, ехал лютой зимой на поезде в командировку. Давным-давно это было, когда за Северным полярным кругом среди тундры и угольных шахт за колючей проволокой торчали сторожевые вышки с вооружёнными охранниками в тулупах. Казалось, все промёрзшее пространство Севера — сплошная «зона», угрюмое царство несвободы…
И вот ехал я в общем вагоне с коми-мужиками, как они сами себя называли, и с нами ехала тихая девушка —
— Мать есть? — спросил один из коми-мужиков. — Как же тебя родная мать отпустила?
За окном стоял мороз под сорок градусов. В вагоне было холодно. Мужики сидели в ватниках, грелись водочкой. Я один был в пальто. А девушка своё пальтишко почему-то не надевала, дрогла в свитерке, от водки вежливо отказывалась.
— Ты хоть бывала у нас на севере? — не унимался коми-мужик.
— У нас здесь один закон — тайга, — вмешался второй, утонувший в рыжей бороде, похожий на разбойника. — Баб тут почти не водится. Мужики сразу на тебя полезут.
Девушка слушала их, пыталась отшучиваться. Но в глазах её уже стояли слезы.
— А ещё медведи, — угрюмо вмешался третий. — Забредают в посёлки. Иной раз в дома ломятся… Езжай обратно к своей мамке, пока медведь не задрал.
В конце концов девушка заплакала.
Между тем коми-мужики заснули на своих полках.
— Не плачь, — сказал я девушке. — Может, они врут. Зимой медведи лежат в берлогах и спят.
Но тут она зарыдала ещё пуще. Навзрыд.
Я накинул ей на плечи своё пальто. Попытался угостить яблоком, ещё московским. Она продолжала вздрагивать от рыданий.
Ночью сошла со своим чемоданчиком на станции Хаймар-Ю. Навсегда канула в темноте.
…Через несколько лет совсем в другой части России я ждал в дождь рейсового автобуса под навесом районной автостанции. Рядом со мной теснились бабы, собравшиеся, каждая по своим делам, ехать в Брянск — областной центр. Кто к врачу, кто на рынок продать торбу картошки, кто в магазин — купить ботинки ребёнку.
Шумел, набирая силу, дождь.
Говорливые бабы, возбуждённые предстоящей поездкой, постепенно примолкли. Лица, что у молодых, что у старых, делались какими-то обречёнными, скорбными.
Поблизости сверкнула толстая, похожая на разветвлённое дерево, молния. Именно в этот момент мне почему-то вспомнилась, увиделась, как на фотографии, девушка, ехавшая когда-то в Хаймар-Ю.
Когда в монотонном шуме дождя стих раскат грома, одна из баб проговорила:
— Громовый дождь. Видно, все же есть председатель над нами…
Я недоуменно глянул на неё. И тут другая сказала:
— Какой ни дождишко, а колхозникам отдышка.
Автобуса все не было.
Подросток и мина
Ночью вперёдсмотрящий неожиданно доверил мне, подростку, судьбу сотен пассажиров и самого трофейного парохода «Победа».
Я, палубный пассажир, за несколько дней плаванья облазил все судно, ухитрился побывать в машинном отделении и даже на
Выяснилось, что поставлен здесь вперёдсмотрящим, чтобы вовремя заметить плавающую мину. На Чёрном море у берегов Крыма и Кавказа их ещё много, наших и фашистских.
Его задачей было заметить мину, ударить в колокол, и тогда там, в судовой рубке, штурман возьмёт карабин, выйдет на мостик и расстреляет оттуда «круглую смерть». Способную взорвать судно.
Я был слегка подавлен услышанным. И тем более неожиданными мне показались действия «моремана». Он вдруг повесил мне на шею тяжёлый морской бинокль, показал, как включать-выключать прожектор. И ушёл «всхрапнуть на полчасика».
Часов у меня не было. Вообще ничего не было, никакого багажа. А было страстное желание совершить морское путешествие от Одессы до Батуми и обратно. В то время плата за проезд палубным пассажиром для меня, беглого восьмиклассника из Москвы, оказалась доступна.
…Сквозь разрывы туч изредка проглядывали созвездия. Дул встречный ветер. В темноте фосфорически светилась пена на гребнях волн.
Вцепившись в поручень, я вглядывался во мрак. Водяные валы один за другим разбивались о нос корабля, обдавали шипящей пеной. И каждый раз после этого корабль клевал носом, норовя нырнуть в пучину.
Этому однообразию конца не было. Клонило в сон и сосало под ложечкой.
Я смотрел во все глаза. Как выглядит морская мина, я не знал.
Был момент, когда показалось, что впереди на волнах что-то качается. Включил прожектор. Чтобы поднести обеими руками тяжёлый бинокль к глазам, пришлось отпустить спасительный поручень.
Это оказалась маленькая уточка — нырок. Я был счастлив уже тем, что не успел ударить в колокол.
Ковбойка моя намокла от брызг. Вперёдсмотрящий все не возвращался. Я уже начал подумывать о том, как бы подняться на мостик и попросить, чтобы меня кто-нибудь сменил. Но казалось невозможным выдать таким образом покинувшего вахту матроса.
Я не знал о том, что из рубки корабля прекрасно виден его нос и всё, что на нём делается.
Перед рассветом волнение моря усилилось. Палуба стала уходить из-под ног. То и дело я включал прожектор, боясь прозевать мину и что корабль разнесёт на куски.
Вперёдсмотрящий «мореман» появился с ломтём хлеба и куском сала.
— Пожуй, — сказал он. — А я немного передремал.
К утру «Победа» благополучно пришвартовалась в Батумском порту. Сонный, я сошёл с трапа, и южный город, поросший зарослями бамбука, пропахший запахом кофеен, обступил меня. Посреди города развевался турецкий флаг, и это оказалось консульство Турции. А ещё на окраине возвышалась зелёная гора, которая от подножья до вершины представляла собой ботанический сад с растениями, привезёнными со всех стран мира.