Иные измерения. Книга рассказов
Шрифт:
Мой приятель сидел перед всеми за столом, рассказывал об обстоятельствах ареста и ссылки.
Увидев меня, он сорвался с места, притащил к столу, усадил на единственный стул. И понёс Бог знает что.
Дескать, вот человек, который тоже боролся с прежним режимом, безвестный герой сопротивления тоталитаризму. И так далее.
Все это было неправдой. Я знал, что у меня в жизни другая, совершенно другая цель. И я следовал ей, как мог. Именно поэтому мне противопоказана была суета с иностранными корреспондентами, кинокамерами и
Я извинился и направился прямо к выходу.
Вышел в переулок под апрельское солнце.
Шёл в сторону метро, когда услышал вслед своё имя. Обернулся.
Он поспешал за мной, крича:
— А лекарство? Где лекарство?!
Я остановился. Отдал обе упаковки. И он побежал назад продлевать час своего торжества.
Плодитесь и размножайтесь
С чего этот восторженный кавказский человек решил, что я смогу побороть бесплодие молодых супругов, живущих где-то в далёком Дербенте? Правда, здесь, в Москве мне удалось избавить от гипертонии его самого, выгнать камни из почки у его жены. И вот он привязался с просьбой поехать в Дербент, хотя бы попробовать помочь юной парочке — отпрыскам каких-то богатых кланов.
Только за одну эту поездку сулил месячное пребывание на берегу Каспийского моря, комнату на турбазе.
Вряд ли я когда-нибудь согласился бы на эту авантюру, если бы не отец Александр Мень.
Он очень устал за год. Его травили в печати. Над ним сгущались тучи.
Кончалось лето. В предыдущий год мне удалось взять его с собой в командировку — в путешествие по Узбекистану. Счастьем моим было видеть, как он расцвёл, насытился впечатлениями от наших странствий из Самарканда в Хиву, из Хивы в Бухару.
И вот теперь, через год, возникла возможность увезти его на море. На весь сентябрь.
…Двухэтажный дом, где нам дали комнату на втором этаже, был пуст. Он стоял на отшибе, в стороне от остальных корпусов турбазы. И поэтому ничто не мешало нам работать — писать каждому своё. А в промежутках — вольно плавать в море.
Несколько раз мои благодетели присылали за нами машину, которая увозила нас в Дербент, где мы познакомились с местными учёными-археологами, которые поведали нам о фантастической истории этого города. Отец Александр готов был до первых звёзд бродить по циклопически огромной цитадели средь развалин древних дворцов.
Я был бы счастлив, как он, если бы надо мной не висело обещание попробовать помочь бездетной парочке. Для кавказских народов бездетность — особое несчастье, позор.
Каждый приезд машины за нами я воспринимал как вежливое, но настойчивое напоминание…
С самого начала я, конечно же, рассказал отцу Александру о том, какое обязательство мне навязали.
— Если у вас получится, пусть никому об этом не говорят, — сказал он. — Иначе замучает весь Кавказ, А там пойдёт молва по всем городам и весям.
— Вы думаете — получится? —
Это был глупый вопрос. Отец Александр верил в меня, сам присылал пациентов из нашего прихода. За годы такой практики целительства у меня появился некоторый опыт. Но с бездетностью встречаться ещё не приходилось. Весь месяц, пока мы пребывали на турбазе, я чувствовал себя авантюристом, человеком, давшим обещание, которое он не сможет исполнить. Отец Александр видел мои терзания. Помалкивал. Иногда посмеивался, приговаривая: «Плодитесь и размножайтесь…»
За несколько дней до нашего возвращения в Москву наступил час расплаты. За мною прислали машину с шофёром. «Нет-нет, я с вами, — сказал отец Александр. — Не отпущу вас одного на заклание».
Прибыли в Дербент к вечеру. Остановились у какой-то длинной бетонной стены с маленькой калиткой.
Водитель ввёл нас внутрь сада, освещённого висящими на проводах цветными фонариками. Мы были ошеломлены открывшимся зрелищем.
Слева и справа под разросшимися деревьями на длинных помостах за сдвинутыми накрытыми столами сидело человек пятьдесят.
— Собрались немного поприветствовать вас, — сказал немедленно подошедший ко мне хозяин всего этого великолепия. И добавил: — А также вашего друга.
Я представил ему отца Александра как учёного-историка.
Нас проводили налево, где сидели наиболее почётные гости. Усадили между секретарём горкома партии и усатым майором — начальником городской милиции.
Едва мы уселись, как заждавшиеся гости потянулись к бутылкам и рюмкам.
Секретарь горкома поднялся с места и в качестве тамады стал провозглашать приветственный тост. В мою честь.
Между тем восточные гурии замелькали с гружёными подносами, расставляя по столам хрустальные миски с чёрной икрой и прочие роскошества.
Чудовищно преувеличенные сведения о моём даре целительства, донесённые сюда моим московским знакомцем, было особенно стыдно слушать в присутствии отца Александра. Нужно было немедленно пресечь эти благоглупости.
Секретарь горкома ещё продолжал говорить, когда я подошёл к хозяину (он, оказывается, был директором коньячного завода) и заявил, что, прежде чем пировать, я должен заняться тем, ради чего приехал. Потребовал представить мне бездетную парочку. Не здесь. А где-нибудь в укромном месте.
При этом я ещё совершенно не представлял себе, что я с ними буду делать.
Секретарь горкома наконец кончил свой тост и передал слово начальнику милиции. Тот заговорил на местном языке. И я, таким образом, не мог понять, что он обо мне несёт.
— Не робейте, — тихо сказал отец Александр. — С нами Бог.
В это время в саду появилось двое молодых людей — паренёк и девушка. Их конвоировала жирная, колышущаяся тётка. Как выяснилось, мать юной красавицы. И мы вчетвером под взглядами всех окружающих отправились к какому-то бетонному дому, стоящему в глубине сада.