Иные миры: Королева безумия
Шрифт:
Я отключил телефон (так велел импульс) и пошагал через поле. Было довольно холодно, я думаю, градусов пять мороза, не меньше, дул сильный ветер, но снег перестал идти. Вообще-то я не мёрз: во-первых, я тепло оделся: меховая куртка, толстый свитер, тёплая рубашка, зимние ботинки, шапка; а во-вторых, на меня опять нахлынуло возбуждение. Но это был уже не страх, а приятное волнение. Я ощущал, что вот-вот произойдёт то важное и радостное событие, ради которого я здесь нахожусь.
Идти пришлось довольно долго, около часа. Когда я подошёл к строениям совсем близко, оказалось, что это какой-то недостроенный завод. Там были несколько больших цехов — только стены и крыша, был небольшой сарайчик, видимо, для строителей, тоже давно заброшенный, и огромные кучи каких-то бетонных конструкций, сваленных где попало. Надо
Я вошёл в цех и огляделся. Это было большое, метров пятьдесят на тридцать, помещение. Торцевая стена была белая, гладкая, а боковые заняты окнами. В пустых проемах не было стекол. Вообще, этот цех производил довольно гнетущее впечатление.
Стало холодно, и я решил пойти поискать каких-нибудь дров, чтобы развести костер. На территории я нашёл множество деревянных ящиков, так что дров было с избытком. Проблема в том, что все они были сырые, и гореть не хотели. В конце концов, облазив всю территорию, я нашёл более-менее сухой ящик, стоявший у стены одного из цехов. Я разломал его на мелкие щепки, и стал искать, чем бы разжечь их. Зажигалка у меня была, я купил её в супермаркете, но нужна была бумага. У меня был с собой альбом, тоже купленный в супермаркете, но я почему-то знал, что его трогать нельзя. От отчаяния я стал рыться в рюкзаке, и вдруг наткнулся на тетрадь. Как она туда попала - понятия не имею, я точно помню, что когда собирался, не брал её с собой. Но тем не менее она там была. Это была моя рабочая тетрадь, в которой я записывал свои наработки к конкурсной задаче. Здоровенная, толстая такая, в клеенчатой обложке. Там была куча всяких записей — в общем, довольно ценных: схемы, формулы, графики, но в тот момент я был абсолютно уверен, что всё это — ерунда, что всё это неправильно, и что единственное предназначение этой тетради — пойти на растопку моего костра. Я разорвал её (причем в тетради оставалось ещё несколько чистых страниц, но я начал рвать её с начала, как раз там, где были записи), и разжег костер.
Постепенно я согрелся и задремал. От костра исходило тепло, а я устал, замёрз и к тому же долгое время не спал. Я начал засыпать, но вместо сна внезапно провалился в какое-то странное состояние. Это было не похоже на сон — глаза мои были открыты, и я видел костер, видел стены цеха, видел черное небо в проемах окон...
Вдруг прямо передо мной вспыхнула цифра «О», и я отчётливо услышал: «Ноль!» Цифра была ярко-зеленая, она горела и искрилась, как неоновая. Это продолжалось какую-то долю секунды, потом ноль исчез и вспыхнула другая цифра - «Четыре!». Четверка была рубиново-красная, огненная. Потом ещё одна — «Одиннадцать!» А потом цифры стали вспыхивать и исчезать сразу по нескольку штук. Все они были разного цвета — синие, желтые, зеленые, красные, и каждая цифра сопровождалась голосом, который её проговаривал. Это был обычный человеческий голос, правда, звучал он не снаружи, а внутри, как бы в моей голове. Я смотрел на вспыхивающие цифры, как завороженный. Меня охватило такое волнение, такая радость!.. Я понял, что числа решили дать для меня какое-то представление со смыслом, что это всё неслучайно, что в этом есть какое-то скрытое, глубинное значение, и я вот-вот пойму его.
А потом числа стали разговаривать со мной. Это было потрясающе! Каждое число имело свой голос, и говорило отдельно от других, но я мог слышать их всех одновременно, и при этом понимал, что говорит каждое из них, и не путался.
Так продолжалось какое-то время, я затрудняюсь определить точно, сколько именно. Ощущение времени стерлось, ушло, я как будто был вне времени. Это была бесконечность в её временном выражении, когда одна секунда значит ровно столько же, сколько миллиард лет.
А потом цифры внезапно пропали. Я растерялся. Это было так неожиданно! Я стал вертеть головой по сторонам, ища пропавшие цифры, и вдруг увидел, что белая бетонная стена цеха исписана формулами и уравнениями.
Я подошёл ближе — и обомлел. Это было решение моей задачи. Причем решение такое красивое, элегантное и неожиданное, что я абсолютно уверен, даже сейчас - сам я никогда бы до такого не додумался.
Я схватил альбом (вот зачем он был нужен!) и фломастером
Что было потом, я не помню. Я очнулся днем, на часах была половина третьего. Сначала я не мог понять, что это за место, и как я попал сюда, а потом увидел альбом, и сразу всё вспомнил. Можете представить себе, с какой дрожью я открывал альбом. Я ужасно боялся, что всё это мне приснилось — и цифры, и стена, и решение задачи, что сейчас я открою альбом — а там пустые листы. Но когда я открыл его и увидел, что всё осталось на месте — и графики, и формулы, и объяснения — меня охватило такое ликование, такая эйфория, что я не могу вам передать...
Да, помню, тогда меня поразила одна странность. Я очень хороню помнил, что выехал из города девятнадцатого вечером. А когда я посмотрел на часы, в окошке календаря стояло «22». Я тогда подумал, что часы сломались, но на мобильном тоже было двадцать второе. Куда делись почти трое суток — понятия не имею. И еще. Часы у меня механические, с автоподзаводом, они идут только, если ты двигаешься. Запас хода у них - сорок часов, это при максимальном сжатии пружины. Если бы я всё это время спал, они бы остановились. А они шли точно, минута в минуту. Значит, всё это время я двигался, ходил. Но куда? Зачем? Совершенно не помню.
Это мне показалось очень странным. Скажу честно, я испугался. Раньше со мной никогда ничего подобного не было. Но этот испуг длился недолго. Главным моим ощущением в тот момент была радость победы, радость от того, что я добился желаемого, решил задачу. Я понимал, что это решение блестяще, и что победа на конкурсе мне гарантирована. Я представлял себе, как приду на кафедру и покажу готовое решение моему научному руководителю. Не напрасно он верил в меня, я всё-таки смог сделать то, что обещал!
И, кроме того, я каким-то краем сознания, скорее даже подсознанием, понимал: это только начало. Впереди у меня ещё более сложные и более интересные цели, и я смогу, я способен их достичь. Радость этого знания так переполняла меня, что я даже не заметил, как прошагал несколько километров до поселка. Там я сел на автобус, доехал до ближайшей железнодорожной станции и вернулся в столитту.
Уже в общежитии, разувшись и сняв носки, я заметил, что приморозил пальцы на ногах. Несколько дней они болели, кожа на ногах облезла, но это всё было неважно. Главное — решение было найдено.
Да, чуть не забыл. Когда я выходил из цеха, то услышал голос. Тоненький такой голос, совсем детский. Голос отчётливо сказал: «Ну всё, теперь он наш!». Я подумал тогда, что мне почудилось, но в дальнейшем всё вьттило именно так, как сказал голос...»
Комментарий психиатра:
Из рассказа Дениса стало понятно, что во время своих странствий он перенес первый, довольно яркий приступ шизофрении — шуб. К слову говоря, тяга к бродяжничеству — она называется дромоманией — нередкое явление среди больных шизофренией. Значительная часть бродяг, перемещающихся по стране куда глаза глядят, без денег, без документов, нередко - без ясного представления, куда они дрейфуют — это больные шизофренией1. Гонимые внутренним импульсом, галлюцинаторными голосами, бредовыми идеями, они совершают сотни поездок, как правило, бесцельных с точки зрения здорового человека. Наверняка каждый из читателей встречал таких людей в электричках и на вокзалах. Денис тоже испытал на себе дромоманиче-ский импульс. Как правило, больной не может сопротивляться непреодолимому влечению к путешествиям. Он просто выходит из дому — и отправляется в дорогу. Эта тяга к путешествиям может быть довольно опасной. Больные шизофренией испытывают все тяготы бродяжничества — голод, холод, отсутствие элементарных гигиенических условий и медицинской помощи. Они могут пойти на преступление — как под влиянием галлюцинаций и бреда, так и просто для того, чтобы не умереть с голоду, например, украсть кошелёк у пассажира или стащить продукты из магазина. Такие больные составляют также значительную часть «случайных» жертв железнодорожных аварий и происшествий.