Иные песни
Шрифт:
— И вс же, это был весьма умный ход, — заметил пан Бербелек, — с этими гампатропами: только они могли проникнуть на участок Лотте без того, чтобы сразу же встревожить ее гампартов. У Лаэтитии их несколько дюжин, уникальная родовая морфа, тут же чувствуют любого чужака. Это было хорошо спланированное покушение; оно просто должно было стать удачным.
— А с другой стороны, сколько в Эгипте текнитесов фауны, способных вывести таких сигоморфов человека и животного? Три? Четыре? А Гипатия никогда не простит нападения на дом своей родственницы.
— Даже если какой-то текнитес и признается, так что? Разводить ему разрешено. А кто покупал у него? Посредник посредника другого посредника. Кто-то из них давно уже попал
— Святая правда, святая правда, я бы и сам не мог перечислить тех, готовых на убийство за доступ в Кривые Страны; доходы они могут ожидать просто сказочные, хотя, говоря честно, даже и не скажу, на каком основании. Будут и другие убийства, это точно. Но оно всегда так, когда появляется новый рынок, новый товар. Так что, эстлос, как оно вам на вкус?
— Ммм, наверняка привыкнуть можно. Анеис, думаю, мне стоит прикупить какое-нибудь оружие.
— Кераунет?
— Да нет, что-нибудь небольшое, на всякий случай, но что бы с одного удара повалить и бегемота. Стилет… пускай будет стилет.
— Понимаю, понимаю, — закивал головой Панатакис.
И уже через неделю он вручил его Иерониму на том же самом балконе. Договоры, подписанные с Африканской Компанией, обещали Панатакису настолько громадные прибыли, что безопасность пана Бербелека внезапно сделалось для старого фактора более важным, чем безопасность его внучат: человек глядит другому человеку в лицо, человек пожимает другому человеку руку, в то время, как Купеческий Дом не обладает волей, честью, морфой — после смерти эстлоса Бербелека с эстлосом Ануджабаром нужно будет начинать все сначала.
Что же касается первой просьбы Иеронима, тут дела продвигались значительно медленнее. Панатакис высылал пану Бербелеку через своих людей письма с последовательно получаемыми сведениями; правда, их не было много.
«В Александрии проживала в 1174–1176, 1178–1181 годах, в 1184 и, с перерывами, с 1187 года. Жила она у эстле Лаэтии Лотте, у эстлоса Дамиена Шарда, которого считали ее любовником (потерялся в океаносе в 1186 году) и в арендованном ею дворце в Старом Канопийском Квартале. Якобы, в частном порядке ее принимала предыдущая Гипатия. Кредитные письма на крупные суммы от банков в Бизантионе и в Земле Гаудата».
«Участвовала в не менее, чем трех джурджах, в 1192 и 1193 годах».
«В 1176 году, когда раскопали катакомбы Пифагорейских Повстанцев, она выкупила, опередив Библиотеку, три лучше всего сохранившихся свитка».
«Ее видели в Хердоне».
«Более десятка лет назад ходили слухи, что она участвовала в черной олимпиаде; но оказалось, что картина, на которую ссылались, изображала триумфаторов XXV черной олимпиады, проходившей в 964 году ПУР».
Пан Бербелек выслал письменный запрос, в каком бы виде спорта мог выступить двойник эстле Амитасе.
«В Сотне Бестий».
«Якобы, она участвовала в паломничестве к Камню».
«Никакие родственники не известны. Сама же она упоминала о матери, которая «правит на востоке. Ни о каких мужьях, детях ничего не известно.
«Скупала работы Ваика Аксумейца; ее публично обвинили в намерении заново отстроить его автоматон, обвинителя она публично вызвала на поединок. Сообщения свидетелей довольно неясные. Вызванный (мелкий аристократ из Второго Васет) погиб на месте».
Стилет был легким, прохладным в прикосновении, убийственно красивым.
Необходимо было выполнить строго определенные условия места и времени. Никаких свидетелей — то есть, только они двое в четырех стенах или в абсолютно пустом месте. Не дать ей времени на защиту — то есть, без длительной подготовки, не вступая в разговоры, в противном случае, она бы сразу все поняла. И самому уйти живым — то есть, удар наносить со стопроцентной уверенностью, что нигде поблизости нет Зуэи.
Это третье условие было самым сложным к исполнению. Зуэя и так редко отходила от своей госпожи дальше, чем на несколько шагов, в соседнее помещение; теперь же, после покушения на Изидора Вула, разделить их было практически невозможно. Пан Бербелек начал было носиться с мыслью об опережающем нападении на невольницу-ареса либо о призыве на помощь Зайдара, который, что ни говори, был нимродом. Но инстинкт стратегоса подсказывал ему, что план не следует без надобности усложнять.
Тем временем, приближался эгипетский Новый Год, не забытый в народных ритуалах и древних культах, несмотря на более чем тысячелетнее владычество римского календаря. Астрологи из Мемфиса предсказывали начало разлива Нила на третью неделю Юниуса. День рождения Изиды выпал на девятое Юниуса. Это был день начала новой жизни, новой любви, день чудесных излечений и неожиданных оплодотворений. На рассвете в меноутийском святилище Изиды воскреснет Озирис, в полдень на Рынке Мира произойдет ежегодная Свадьба Гипатии, в два часа дня в окне своей башни в Меноуте покажется Навуходоносор Золотой, вечером жрецы и жрицы Изиды будут драться на улицах с жрецами и жрицами Манат, а на самом закате на Нил, на каналы, озера и приливы выплывут десятки тысяч «колыбелей Озириса» — узких лодочек с подвешенными на носу зелеными фонариками.
Пан Бербелек проснулся довольно поздно; дворец Лотте уже был переполнен отзвуками беготни, слишком уж энергичной для такого дня, когда Лаэтития не устраивала никаких приемов. В воздухе висел запах мирры и фула. Под окнами спальни Иеронима кто-то пел. Пан Бербелек выглянул наружу. Нубийская невольница, кормившая гампартов, напевала под нос утреннюю молитву Богине Трона, слова, значение которых было давным-давно забыто: Нехес, нехес, нехес эм хотеп, нехес эн неферу, небет хотепет! Вебен эм хотеп, вебем эм неферу, нутъерт ам Анкх, нефер эм Пет! Пет эм хотеп, та эм хотеп, нутъерт сам Нут, сат Геб, мерит Аузер, нутъерт аша-рену! Анетй храк, анетй храк, туа ату, туа ату, туа ату, небет асет! — Пан Бербелек щурил глаза в утреннем солнце. Он видел доулосов, расставлявших горшочки с цветами амаранта и лилий, доулосов, несущих в сторону озера украшенные эротическими рисунками узкие лодки из ликота, видел двух слуг, целовавшихся в тени хевои — и внезапно, совершенно четко увидал абсолютно надежный план убийства эстле Шулимы Амитасе.
Сегодня же ночью.
До этого времени он не хотел показываться ей на глаза. Через Порте он расспросил про обычаи дома Лотте: во сколько лодки начинают отходить от берега, нужно ли арендовать собственную, договариваются ли парочки о каких-то знаках или же уговор касается места и времени. В соответствии с традициями Александрийской Эры, встречи должны были происходить совершенно случайно, но, естественно, такими они не были; пары договаривались заранее, темнота же и ритуал позволяли проявить смелость, о которой просто невозможно было бы подумать в любой иной форме.