Иные

Яковлева Александра

— Как получалось? — Макс протянул ей мягкий рогалик. — Вот, попробуй, Йоханна сама их печет.

Есть совсем не хотелось, но Аня отломила кусочек, положила слоеное тесто в рот и стала жевать, чтобы сделать Максу приятное. Он довольно кивнул.

— Пекка обычно звал меня моим детским именем: Анники. Это помогало.

— Он всегда был рядом, когда это случалось? — удивился Макс.

Аня задумалась. Медленно, подбирая слова, ответила:

— По правде говоря, он всю жизнь был рядом со мной. Сколько себя помню. Он… Вообще, это всегда случалось из-за него. То есть я хотела

сказать… — Она так разволновалась, что стала крошить рогалик в траву, едва замечая, что делает. — Всегда, когда ему угрожала опасность, это происходило… — Говорить о Пекке было очень больно. Почувствовав, как подкатывают слезы, Аня тряхнула головой, прогоняя их. — А как ты научился это контролировать?

Макс откинулся, лег на спину. Вытянув руку за голову, сорвал какую-то травинку, очистил стебелек и сунул в рот кончик. Аня его не торопила, и Макс наконец сказал:

— В сумасшедшем доме, где меня держали несколько лет, нужно было как-то выживать.

Его голос был ровным, ничего не выражающим. Но Аня увидела, как сжались его челюсти, отчего лицо стало жестким и заостренным.

— Я больше не мог себе позволить неконтролируемые вспышки, поэтому… — Он помахал в воздухе рукой. — Пришлось учиться. Почему ты так на меня смотришь?

— Тебя что, держали насильно? — Аня оглянулась на замок. — Разве тех, кто владеет замком, могут забирать в сумасшедший дом?

— Еще как могут, — усмехнулся Макс, но вышло не очень-то весело, даже жестко. Он снова сел и вдруг оказался близко к Ане. Его рука накрыла ее пальцы и крепко, до боли сжала. — Я ведь говорил: я такой же, как ты. И понимаю тебя как никто другой. Тебя держали в клетке и пытали… — Он резко перевернул ее руку, вжал палец в клеймо на запястье так, что Аня охнула от неожиданности. — Меня тоже. Но я справился и стал сильнее, чем был. Станешь и ты. Попробуй сейчас? Не бойся мне навредить, просто попробуй.

— Ничего не получится… — залепетала Аня, пытаясь вырвать руку.

— Почему?

Она закусила губу. Как ему объяснить? Пока нет опасности, марево не сработает. А единственное, что грозило ей здесь, на скальной ладони леса, вызывало не совсем страх. Не только его. Макс был близко, настолько, что она чувствовала его запах. Запах грозы над полем.

Этот запах она любила больше всего, еще с детства. После знойного пекла бежать навстречу туче, обмирая от грома и белых языков молний, падать в теплые руки дождя, закручиваться в змеистом вихре… Мама называла грозу огненным змеем. Вот бы сейчас разразилось.

— Погода не та, — отшутилась она, наконец отстранившись. — Солнышко такое хорошее. Жаль, что его все меньше и меньше. Сегодня равноденствие, ты знаешь?

Макс, конечно, знал: в его обсерватории под куполом башни Аня видела не только модель Солнечной системы, но и кропотливые расчеты движения планет, сделанные его рукой. Макс был явно увлечен далеким космосом — впрочем, в тот вечер он едва обращал внимание на звездное небо. Стоило ей вспомнить о продуваемой всеми ветрами башне, как по телу побежала дрожь. Аня плотнее закуталась в шаль.

— Замерзла? — словно очнулся Макс. — Идем домой?

Дом… Впервые она подумала о замке

как о новом доме, и тревога сжала горячими пальцами ее ребра. Неужели ей и впрямь придется надеть то королевское золотое платье — драгоценную чешую — и выйти к гостям Макса? А потом весь вечер улыбаться им, делать вид, что понимает разговоры, пытаться понравиться…

— Вот бы время остановилось, — сказала она. — Замереть бы так, в этом дне, в этом году.

Макс понял ее слова по-своему.

— Боишься, что я стану еще на год старше тебя? — рассмеялся он. — Разве это имеет значение… для дружбы?

— Нет, просто… — Аня совсем смутилась и пыталась подыскать подходящее оправдание. — Я не знаю, что тебе подарить. У меня нет ничего. Только я сама и моя сила.

Макс взял ее руку и впервые поднес к губам. Едва коснулся пальцев — одним дыханием, опалив.

— Этого более чем достаточно, Анники, — сказал он.

Вернувшись в свою комнату, Аня долго не могла прийти в себя. Ходила из угла в угол, как одержимая, подхватывала и переставляла вещи, едва осознавая, что берет в руки. Несколько раз прикладывала к себе платье и отбрасывала. Взяв его в руки снова, вдруг поняла, что ей совсем не нравится «хвост» из присобранной ткани, который был нашит ниже поясницы. Слишком вульгарно, слишком привлекает взгляд. Слишком. Слишком. Эта красота, роскошь, наряды — не для нее.

Она села у окна с платьем на коленях. В коробке со швейными принадлежностями нашелся распарыватель. Аня делала все на удивление быстро и аккуратно, будто, как и Лидочка, всю жизнь проработала с дорогими тканями. Она сама не ожидала, но руки, соскучившись по труду, справлялись лучше, чем когда-либо.

Когда Аня закончила, остался лишний кусок ткани. Теперь она могла сделать кое-что и для Макса — в качестве подарка. Вот оно, ее умение — хорошее, полезное, человеческое. После того страшного дня, когда прежняя жизнь, кое-как слепленная, окончательно развалилась на части, Аня совсем забыла о том, что способна не только убивать.

Она нашла подходящие по цвету нитки, заправила их в шпульку, а шпульку — в машинку. Нога привычно опустилась на чугунную педаль, вытягивая нить, пальцы завели ткань под лапку.

Аня качала ногой, и машинка стрекотала, как целое поле кузнечиков в жаркий июльский полдень.

1. Я ей все рассказал, Мэрит. Я просто не мог молчать (нем.).

1. Я ей все рассказал, Мэрит. Я просто не мог молчать (нем.).

Лихолетов

Первое, что он увидел, когда пришел в себя, — голенища кирзовых сапог. Они мелькали перед глазами, из-под подошв вылетали комья грязи вперемешку с опавшими листьями и травой. Лихолетов понял, что висит вниз головой на плече у кого-то огромного, шагавшего широко и грузно. Висок болел, твердое плечо вдавливалось в живот. Лихолетов приподнял голову, чтобы оглядеться, и тут же полетел на землю, словно вязанка дров, которую наконец донесли до дома.

Медведь на ходу крутанул рукой, разминая плечо, на котором нес Лихолетова.