Иными глазами. Очерки шанхайской жизни
Шрифт:
— Какое там лучшее общество! Вы хотите сказать, что она лезла в лучшее общество, да только никогда ничего не получалось. Ну, в общем, бриджи свои бросила, «лучшее общество» тоже, стоит за стойкой, с матросами на высокие темы разговаривает.
— Катя, не говори, о чем не знаешь!
— Я не знаю? Из достовернейших источников знаю! Сам Веснушкин пиво открывает, за пьяными следит. Даже дедушку приспособили. Помните его? Сидит сейчас в углу, выручку считает.
— Ах, все-таки неприятно! Интеллигентная семья. Люди такие приличные…
— Ну, милая, что же делать? Жить-то надо! А интеллигентность у них как рукой сняло. Вы бы поглядели, как Соня Веснушкина
— Катя, но ведь ты же этого не видела…
— Не видела, но все говорят! Накопят денег, опять начнут в бриджи играть, в «лучшее общество» лезть. Это только мы с тобой, идиоты, так не умеем!..
Засиделись поздно. Говорили все о том же. О Лидочках, о Безносюках-счастливчиках, о заведующей дамской уборной в каком-то театре (— Ну помните ее? Такая рыжая, страшная, лет под пятьдесят!), которая сейчас разъезжает на педикэбах. (— И чем уж она-то зарабатывает, милая, ну просто ума не приложу!)
Главное же, говорили о деньгах…
После ухода гостей хозяйка дома, постилая на ночь постель, задумчиво проговорила:
— Конечно, Петр Николаевич очень милый, но какой-то… Без инициативы. Ну я не говорю, что он должен, как Веснушкин, бар открыть, но все же… Женичку жалко. Ей, конечно, не тридцать, как она говорит, а все тридцать пять, но молодая все-таки. Губит она себя с ним. Столько в городе…
Не докончив фразы, вздохнула и пошла в ванную. Умываться.
Потушили свет, но сон долго не шел. Она думала о Безносюке, который получает 135 голд. И за что! Дурак дураком! И о том, сколько это будет на сиарби, и о том, как можно было бы жить, получая эти деньги… Еще она думала о завтрашнем базаре и о ценах, и снова ее мысли возвращались к «голдам» и она думала, что, в конце концов, можно было бы жить и на 75, которые получает некто, ничего не делающий около годауна…
Он тоже не мог заснуть. Он вспоминал авеню Эдуард VII, залитую осенним солнцем, и толпу людей около Уилок Билдинг [22] , у этой «стены плача», как ее кто-то окрестил. Он думал, что без протекции ничего не выйдет и завтра надо опять забежать к Коньковичу, который обещал помочь и которого он сегодня не застал…
Еще он думал о том, что ему уже сорок четыре года, а жизнь не устроена, и надо снова бегать и кого-то о чем-то просить, как он бегал и просил уже столько раз. И вдруг ему пришло в голову, что надоело вечно служить у иностранцев. У англичан. У французов. У датчан и у «разных прочих шведов». «Маничка вышла замуж за датчанина. Очень влиятельный. Может помочь устроиться».
22
«Уилок Билдинг» — штаб-квартира американцев, где происходил прием на службу.
Надоело, — думал он, — надоело, надоело!.. Завтра придут сюда готтентоты, зашуршат долларами, и мы кинемся к ним, как безумные. Все это чужое, временное… Временное? Да, но затянувшееся на всю жизнь… Проклятый беженский удел. Проклятая жизнь…
Но он отбросил эти мысли и снова стал думать о Коньковиче, — который обещал помочь, о том, что завтра надо приготовить все бумаги… и снова видел перед собой залитую солнцем улицу и толпу людей, терпеливо ждущую…
И долго еще не спал, глядя в темноту широко открытыми
Праздничное
В середине декабря русские ходили и спрашивали друг друга:
— Скажите, а как в СССР? По новому стилю Рождество или по старому?
И некоторые кричали, что да, определенно по новому, и что они своими глазами видели это в газетах. А другие кричали, что нет, все еще по старому, и они тоже своими глазами читали об этом.
Вопрос так и остался неразрешенным. После чего некоторые стали праздновать по новому, другие по старому, а третьи решили праздновать вообще все, начиная с иностранного Рождества и кончая китайским Новым Годом в феврале. Потому что война кончилась и надо веселиться!
Впрочем, праздновавшие по старому, хотя и ходили в гости к праздновавшим по новому и ели и пили и даже подарки получали, все же потом очень возмущались:
— Скажите, — говорили они, — почему это Миколашины празднуют Рождество по новому стилю? Смешно, ей-Богу! В прошлом году, небось, не праздновали. Если он устроился вочманом к американцам — это еще не значит, что они иностранцы! А завтра эти выскочки Иванчуки звали на коктейль. В жизни раньше коктейлей не устраивали. А теперь ихняя Леночка служит на каком-то аэродроме, какие-то пакеты заворачивает, так они — коктейль. Подумаешь.
Но тем не менее на коктейль шли и долго собирались, и жена, как водится, говорила:
— Мне совершенно нечего надеть.
А муж робко отвечал:
— Надень свое синее.
А жена всплескивала руками и горестно восклицала:
— Он говорит — синее! А вам известно, что этому синему пять лет?
Тогда муж говорил:
— По-моему, оно еще очень хорошее.
И быстро уходил в ванную бриться и закрывал за собой дверь, ибо знал все, что последует за этой фразой, и это «все» действительно следовало: из-за закрытой двери слышались упреки, жалобы, оскорбления.
Потом супруги ехали на педикэбе, и перед подъездом Иванчуков был роскошный съезд, состоявший из двух джипов [23] и одного маленького грузовика. Из этого можно было сразу заключить, что имеются «высокие гости». И жена, нервно поправив шляпу, пробормотала:
— Я так и говорила, что будут американцы… Синее…
У Иванчуков было накурено и шумно. Посреди комнаты стояла группа людей с коктейлями в руках, бой разносил сандвичи, и вообще все было совсем как у иностранцев, и лицо у мадам Иванчук было взволнованное, но гордое.
23
«Джип» — военный легковик у американцев.
Тут были и Верочка, служившая у американцев машинисткой, и Сонечка, служившая у них же кассиршей, и дочь хозяев, Леночка, служившая у них же упаковщицей.
На Верочке был короткий жакет, едва доходивший до бедер, и дамы, сидевшие в углу на диване, взволнованно зашептались:
— Неужели она себе нового не могла сшить на американские деньги? Такие жакеты носили в 37-м году!
Но тут подвернулась Сонечка, которая сказала, что это, наоборот, самая последняя мода и что в Америке теперь все носят короткие жакеты. Все очень расстроились, а мадам Бук, которая недавно сделала себе новый костюм, где жакет доходил почти до колен, расстроилась больше всех и спрашивала нервным голосом, где можно достать новые журналы. Но толком ей никто не ответил, и она снова села в угол и стала всех ненавидеть.