Инжектором втиснутые сны
Шрифт:
— Ага, очень, — согласился я. И поцеловал ее.
После ужина мы уселись на кожаном диване и смотрели по телику фильм «Гиджет». [307]
Смеялись не переставая, на разные голоса добавляли в диалог всякие дурацкие реплики. «Ой, Мундогги, — бойко тараторила она голосом Сандры Ди, — плевать я хотела на серфинг. Я всего лишь хочу, чтобы ты у меня отсосал». «Да ладно тебе, Гидж, — отвечал я голосом Джеймса Дарена [308] под унылый средний план, —
307
«Gidget» и «Gidget Goes Hawaiian» — фильмы об образе жизни серфингистов.
308
James Darren — американский певец, исполнитель песни «Gidget» (авторы — Fred Karger и Ned Washington).
Во многом вечер был просто замечательным. Совсем как в те времена, когда мы с Черил были вместе, и тоже дурачились и хохотали — однако ни разу за все это время я не вспомнил о Черил, и вечер удался еще и поэтому. Здесь были только я и Шарлен — свободные от призраков, от тягостных раздумий, свободные от прошлого. Только она и я — в этой комнате, на этом диване, следы от «ремингтона» на сучковатых сосновых стенах, мягкий свет из-под янтарного абажура, тупой фильм по телеку. Только мы двое — развлекающие сами себя, счастливые и довольные. Такими мы могли бы быть всю нашу оставшуюся жизнь.
Когда фильм закончился, я погасил свет и выключил телевизор. И мы занялись серфингом, и почти всю ночь катались на смертоносных волнах.
Воскресенье выдалось отличным, ясным и бодрящим, на небе не было ни облачка. Я сгонял на попутках в город, закупил еды. Когда я, возвращаясь, подходил к дому, услышал Шарлен, играющую на пианино. Мелодию я не узнал, но она была чудесной. Романтической, но были в ней и другие грани, из-за которых она не была слащавой. Я заподозрил, что это одна из ее собственных песен.
Она прервалась, услышав мои шаги на крыльце — наверное, точно так же, как миллионы раз прерывалась, заслышав шаги Денниса. Встретила меня у дверей. Мы поцеловались.
Днем остров оказался безлюдным, я никогда его таким не видел. Мы наняли у Авалона верховых лошадей и отправились кататься по тропинкам. Единственные всадники, которые нам встретились, — пожилая пара, оба суховатые, седоволосый живчик-ковбой и его жена, в потертых «левисах» и жилетке из денима. От них так и веяло согласием, словно они были из тех редких пар, когда люди как полюбили друг друга лет сорок-пятьдесят назад, так и по сей день любят. Мы обменялись улыбками; уже спустя довольно много времени после того, как мы разъехались с ними, мы услышали веселый смех женщины, донесшийся с нижней тропы.
Ночью, в постели, Шарлен прижалась ко мне.
— Знаешь, — сказала она, — может, это и странно звучит, но ты для меня — словно моя мечта вдруг стала реальностью.
— Да, ты тоже для меня как мечта, — я провел рукой по выпуклости ее груди, нежно потеребил сосок.
— Я серьезно, — сказала она.
— Я тоже.
— Нет, ты — нет. А я — да. Я хочу сказать,
— Не думаю, что она нелепая.
— Конечно же, я всегда представляла себе, что когда-нибудь обязательно встречу мужчину. Кого-нибудь совсем не такого, как Деннис. Кого-нибудь вроде тебя.
Она взяла меня за руку. При мягком свете я смотрел ей в глаза. Ее голос упал до шепота, словно она думала вслух.
— Кого-нибудь, кто не стал бы то обращаться со мной как с драгоценной куколкой, то прямо в следующую секунду бить.
Я поцеловал ее в лоб, в щеку. Я так любил ее.
— Но я не собираюсь в тебя влюбляться, — сказала она.
Это меня не взволновало — я был уверен, что она уже влюбилась.
— А почему?
— Потому…
— Потому — что? — я поцеловал ее в шею.
— Потому что я пока не могу. Мне нужно время.
— Ну и хорошо.
— Мне нужно время, чтобы исцелиться.
— Знаю, — я подумал, что мне нужно то же самое.
— Потому что дело в том, что…
— В чем? — я скользнул рукой между ее ног.
— Меня расхерачило намного сильнее, чем ты думаешь, — от ее тона я весь похолодел.
— Меня тоже, — беззаботно ответил я. — Нас обоих изрядно расхерачило. Может, именно потому мы и достойны друг друга.
Она негромко рассмеялась и сморщилась от удовольствия, когда мой рой-роджерсовский палец лег на ее взмыленный спусковой крючок. Потом поцеловала меня, и мы галопом понеслись вниз с холма.
— Спокойной ночи, мой ангел, — прошептал я позже, когда мы уже засыпали.
— Пожалуйста, никогда не называй меня так.
Что?! Ах, да: ангел — это он называл ее так. Именно так она подписала старую фотографию. Так он называл ее на кассете. Кассета. Нет, не желаю об этом думать. По крайней мере сейчас.
— Хорошо, — сказал я и поцеловал ее плечо. И провалился в сон.
10
В понедельник я встал пораньше, чтобы успеть вернуться вертолетом в Сан-Педро. Шарлен поехала со мной до Авалона, где собиралась прикупить кое-что из бакалеи. Небо было депрессивно-хмурым, в такой день хочется вернуться в кровать и не вылезать оттуда до полудня, пока не распогодится. Шарлен держалась с отсутствующим видом, а может, была занята своими мыслями — но было очень рано, может, она просто еще не проснулась до конца.
— Я позвоню тебе днем, — пообещал я, когда мы добрались до Метрополь-стрит. День только начинался, местные открывали магазинчики — в основном тут были рыбаки, но попалось и несколько щеголеватых типов вроде яхтсменов. Народу на улице было полно, словно Метрополь была основной улицей городка на Старом Западе. Мимо прошел шериф, внимательно оглядел Шарлен. Я решил, что это было обычной мужской реакцией — слишком уж он был молод, чтобы знать, кто она такая.
— В любом случае, здесь ты, вроде бы, в безопасности, — сказал я.