Инженер Средневековья
Шрифт:
— Какой ужас! — воскликнула высокая блондинка.
— Что же тут ужасного? Если бы он умер некрещеным, его душа отправилась бы в чистилище, — сказал я.
— В чистилище? Ты хочешь сказать, в ад?
— Так почему же вы так рассердились? Я же спас его.
— Да нет же, глупый! Дело в имени!
— Я назвал его в честь доброго друга. Святого отца, францисканца. Игнаций — хорошее имя.
— Для девочки? — спросила рыжеволосая женщина. — О…
Выходит, я окрестил бедную малышку именем, которое она будет ненавидеть всю жизнь. Борис хихикал, но не хотел вмешиваться.
— Разве
— Черт возьми, женщина, конечно же, я знаю разницу. Что? По-твоему, я должен был раздеть ребенка в такую метель, чтобы выяснить, какого он пола? Ты, наверное, предпочла, чтобы она умерла, но была окрещена правильно?
На мгновение они замолчали, а затем вернулась четвертая женщина, пышногрудая, не иначе как кормилица. Ребенок тотчас же был покормлен.
К этому времени лед на моих доспехах растаял, и я, наконец, смог оторвать кольчугу от ветровки и повесил ее сушиться. Борис сделал то же самое. Затем я разделся до теплого нижнего белья. Если они могли ухаживать за ребенком, я мог просохнуть. Признаюсь, я был раздражен.
Пани Малиньская ушла с ребенком, а четыре молодые женщины начали перешептываться между собой.
Затем к нам подошла высокая блондинка и официально извинилась за то, что нам не уделяли внимания и она была плохой хозяйкой. Мы представились друг другу. Высокую блондинку звали Кристина, остальных — Илона, Янина и Наталья.
Она сказала, что граф спит, будить его не нужно.
Вскоре все уладилось, перебранка с хозяйками утихла. Стол помыли и застелили скатертью. Нам принесли еду и вновь наполнили кружки. Я произнес молитву, и мы принялись за еду.
Я совсем забыл о своей раненой руке. Чтобы не раздеваться во время снежной бури, я перевязал ее через дыру в одежде и доспехах. Но кровь обагрила рукав до самого запястья. Кристина настояла на том, чтобы обработать рану, пока я ел.
Я бы мог отказаться и сделать все самостоятельно с помощью походной аптечки, но еда, вино и женское общество начали действовать на меня.
За обедом они вытянули из Бориса мельчайшие детали его путешествия. Он с радостью поведал им обо всем.
Вскоре нас проводили в отдельные комнаты. Борис не беспокоился о своих вещах, так с какой стати должен беспокоиться я?
Я разделся, оставшись в трусах, футболке и носках, и растянулся под чистыми простынями на широкой кровати. Она была достаточно удобная и накрытая необычайно толстым пуховым одеялом.
Я задул масляную лампу. Был канун Рождества, и кровать явилась отличным подарком.
Я уже засыпал, когда услышал скрип открывающейся двери.
Вошла Кристина.
— Ты поступил благородно, пан Конрад, когда спас эту малышку. — Она сняла платье и забралась ко мне в постель. — Нам нужно будет придумать для нее хорошее прозвище.
ГЛАВА 10
Поздно следующим утром я лежал на спине, а на животе у меня лежала Кристина, упираясь локтями мне в плечи.
Она внимательно изучала мою футболку. Прошлой ночью все произошло так внезапно, и я слишком торопился вначале и был слишком утомлен впоследствии, чтобы снять футболку. На ногах
Честно говоря, Кристину вряд ли можно было назвать красавицей, но все же она была миловидна. Ее красивые светлые волосы сейчас разметались по моим плечам. Они гармонировали со светло-голубыми глазами и белесыми, почти незаметными бровями и ресницами. Нос девушки чуть длинноват, рот широковат, а зубы неровные, но это ничуть ее не портило. Я сказал, что она высока ростом, но только по сравнению с остальными. Сейчас ее голова находилась на уровне моих плеч, а пальцы ног касались моих голеней. У нее было красивое стройное тело. Она выглядела моложе, чем показалось мне прошлым вечером. Наверное, ей было лет шестнадцать.
Впоследствии я узнал, что Кристине четырнадцать — в Окойтце это обычный возраст для вступления в брак.
— Пан Конрад, это просто удивительное вязанье! Не знаешь, как это делается?
Она рассматривала мою трикотажную футболку. Вязанье? Я тоже присмотрелся. Да, возможно, это и впрямь можно назвать вязаньем. А если предположить, что сделано оно вручную, то это и впрямь может показаться невероятным.
— Никогда об этом не задумывался. Думаю, что смогу тебе чем-то помочь.
— Очень надеюсь. Хотелось бы сделать нечто подобное. Это замечательно!
— Тебе так нравится моя рубашка?
— О да! Вчера вечером на меня произвел впечатление твой свитер, но это просто невероятно. Все такое крошечное!
— Если хочешь, забирай ее себе. Счастливого Рождества!
— Ура! Но не нужно дарить рождественские подарки сейчас, пан Конрад! Надо подождать до вечера.
— Как хочешь. Значит, вечером. И вообще, не называй меня «пан». Для друзей я Конрад, или просто Кон.
— Но это же будет неподобающе, пан Конрад! Если бы я обращалась к тебе не как к рыцарю, а как к простому мужчине, тогда получилось бы, что я спала с мужчиной до брака, а это грех.
Я растерялся.
— Ты же не замужем?
— Конечно, нет! — Она была удивлена.
— Наши… обычаи, кажется, различны. Объясни мне, пожалуйста — медленно, как будто ребенку, — о чем ты вообще говоришь?
Она с удивлением взглянула на меня, но пояснила:
— Ты — рыцарь. Я — незамужняя девушка незнатного происхождения. Ты имеешь право на любую незамужнюю женщину, которая тебе понравится. Таким образом, я обязана исполнять все, что ты пожелаешь. Если кто-то исполняет свои обязанности, это не может быть грехом. Для меня же спать с кем-то вне брака — по меньшей мере простительный грех.
Это были самые невероятные объяснения, основанные на праве насилия над женщиной, которые мне только приходилось слышать.
— У меня есть право на любую крестьянскую девушку?
Воспользоваться расположением женщины, которая забирается к вам прямо в постель, — это одно. А взять силой женщину, работающую в поле, — совсем другое, и это не для Конрада Шварца, нет уж, спасибо!
— Не только право, пан Конрад, но и обязанность! «Пан» — это обращение к рыцарю. Рыцарем может стать один из сотни, а страна нуждается в детях таких героев!