Инженю
Шрифт:
— Я не получила письма, — со вздохом сказала Инженю, с сомнением покачав головой.
— Знаю, — ответил Кристиан, — ведь оба письма, которые я вам написал, у меня.
И он, вытащив письма из кармана шелкового жилета, протянул их девушке.
Инженю вопросительно посмотрела на Кристиана.
— Я не рискнул отправить их по почте, не рискнул послать с рассыльным, не посмел доверить другу. Я боялся, что они попадут в руки вашего отца или скомпрометируют вас в глазах постороннего человека. Вы сами понимаете, что если я виноват, то лишь в благоговейном
И Кристиан по-прежнему протягивал Инженю письма, которые та не решалась взять.
— Прочтите, — просил Кристиан, — и вы поймете, виноват ли я.
Но Инженю поняла, что, если она станет читать письма, молодой человек непременно увидит на ее лице те различные чувства, которые она будет испытывать, и не ощущала в себе достаточной уверенности, чтобы вынести подобное испытание.
Она нежно отстранила руку Кристиана и сказала:
— Это ни к чему.
— Нет, — возразил Кристиан.; — Вы сомневались во мне, вы еще можете питать сомнения… Если когда-нибудь со мной случится подобное несчастье, вскройте эти письма, прочтите их, и они убедят вас.
Инженю очень хотелось прочесть эти письма; правда, ей был необходим повод, чтобы их взять; поскольку повод этот представился, она им воспользовалась.
Поэтому молодая женщина взяла письма из ладони Кристиана и, вздохнув, спрятала за корсет.
— Ах, я подозревала что-то неладное! — сказала Инженю.
— Почему? — спросил обрадованный Кристиан.
— Я догадывалась, что случилось несчастье, и, услышав, как господин Сантер сказал, что раненого пажа перенесли в конюшни графа д'Артуа, решила сама пойти справиться о его здоровье.
После этого признания молодая женщина по просьбе Кристиана рассказала, как она в четыре часа дня вышла из дома на улице Бернардинцев; как ее стал преследовать мужчина с уродливым лицом; как она, убегая от него, заблудилась и как в то мгновение, когда ее уже хотела схватить рука преследователя, к ней пришла на помощь и защитила отважная девушка по имени Шарлотта де Корде.
— Ах, так предначертано свыше! — со вздохом прошептал Кристиан.
— Но это не дает мне ответа на вопрос, почему я снова увидела вас только в ту страшную ночь? — спросила Инженю.
— Поверьте, объяснить это очень просто, — ответил Кристиан. — Я смог выбраться из дома лишь в день вашей свадьбы, но ничего не знал о тех событиях, что завертелись вокруг вас, поскольку был болен. Я пришел на улицу Бернардинцев, но вас там уже не было. Я навел справки; мне сказали, что вы переехали в предместье Сент-Антуан; разузнав, где находится ваш дом, я встал напротив ворот. Было одиннадцать часов вечера, но в окнах горел свет. Я спросил, по какому поводу там играет музыка и царит веселье, и тогда-то узнал о вашей свадьбе… Ах, Инженю! Я пережил бы меньший ужас, если бы меня поразила молния, если бы под ногами у меня разверзлась пропасть! Я ждал, видел, как из дома вышел Оже и о чем-то беседовал с незнакомцем; как погас свет, как незнакомец вошел в дом, потом снова вышел; я бросился ему навстречу, решив убить, сорвал с него плащ
— Недостойный принц! — прошептала Инженю.
— О нет, Инженю, нет, не верьте этому: принц, напротив, благороднейший из людей!
— Как? Вы защищаете его?
— Да, Инженю, ибо это он сообщил мне счастливую весть, благодаря которой я еще не умер и не сошел с ума; весть о том, что сегодня вы так же свободны, как вчера, позавчера, месяц назад. О добрый и милый принц, я теперь благословляю его так же, как раньше проклинал! Да, благословляю, так как он сказал мне, что вы по-прежнему моя невеста, а не жена этого негодяя, и вы презираете, ненавидите только одного человека — подлеца Оже!
Инженю покраснела и стала такой очаровательной, что Кристиан чуть было не упал перед нею на колени.
— Ах, Инженю, Инженю! — воскликнул он. — Почему же произошло так, что вы недооценили меня, сочтя способным вас забыть? Ведь в долгие ночи страданий я думал только о вас и ваше имя звучало в каждом стоне, исторгнутом у меня болью… А вы о ком думали в это время? О вашем будущем муже, не правда ли? Но почему я обращаю вам эти упреки? О, я уверен, что вы и сами осуждаете себя за это.
— Но что мне оставалось делать? — вскричала Инженю. — Отец приказал, а гнев подсказал.
— Гнев? Боже, вы сердились на меня?
— Да, на вас, раненого, безжизненного! О, роковая девичья гордыня!.. Сегодня вы воскресли…
— Как видите, Инженю.
— Вижу. Но теперь вы меня любите меньше.
— Как вы можете так говорить, Инженю? Нет, нет, я по-прежнему люблю вас всей душой! Люблю сильнее, чем прежде!
— Вы любите меня, любите, — воскликнула Инженю, — но я теперь не свободна!
Кристиан с нежностью на нее посмотрел, прижав руку девушки к сердцу, и в порыве любви, тронувшем душу Инженю, спросил:
— Значит, вы больше не свободны?
— Да.
— И кто же вас связывает?
— Мой муж.
— То, что вы говорите, абсолютно несерьезно.
— Почему?
— Вы не любите этого человека, не можете его любить: женщина, носящая имя Инженю и обладающая вашим сердцем, никогда не полюбит человека, которого она презирает.
— Ах! — прошептала она.
— Хорошо, если вы не любите его, если вы любите меня…
— Господин Кристиан, когда в тот вечер я увидела вас в моей спальне, я рассердилась на вас, пришла в ярость.
— Но почему, о Боже?
— И вы еще спрашиваете? Разве вы не понимаете? Я думала: «Вот человек, который пришел сюда из прихоти, как он из прихоти покинул меня; в нем — несчастье моей жизни!»
— Во мне?
— Да, в вас несчастье моей жизни; ведь не будь обиды, которую нанесло мне ваше отсутствие, я не попала бы во власть…
— … вашего мужа, — закончил Кристиан, сделав ударение на втором слове.
Инженю покраснела.
— Хорошо, будем говорить серьезно, — продолжал Кристиан. — Скажите, неужели вы можете считать себя связанной с человеком, к которому вы испытываете отвращение, и это не позволяет вам даже произнести его имя?