Иоанн Грозный
Шрифт:
Царь велел на этот раз Антонию обращаться со словами увещевания не к нему, но боярам и духовенству, будто от тех зависело остаться Руси в православии или признать Унию. Антоний с жаром выступил. Толмачи не успевали переводить.
Потом три дня еще собирали Думу и синклит. Антоний каждый раз говорил перед ними, мысленно равняя себя с Павлом перед языческим ареопагом. Готовился пострадать не менее апостола. Ночами Поссевин почти не спал, подготовлялся к дневным выступлениям. В три дня он написал целую книгу о мнимых заблуждениях греков, основываясь на бывших у него богословских творениях Константинопольского патриарха Геннадия, поддержанного
Именем папы Антоний убеждал царя послать в Рим, кроме посла, еще несколько грамотных молодых людей, дабы они, узнав истинные догматы древней греческой церкви, от коих на Руси будто бы отошли, выучились итальянскому и латинскому, передав итальянцам язык наш для ясной с царем и Думой переписки. Легат убеждал выгнать из московских областей Лютеровских миссионеров, отвергающих Богоматерь, мощи и святость Христовых Угодников, и принимать единственно латинских просветителей.
Царь, доверяя Думе, не вмешивался, бояре отвечали: согласны, государь станет искать людей, способных для наук. Если найдет, обязательно пошлет к Григорию. С тоской думали о сыновьях – обалдуях нередкостных, собственный письменный язык редко знавших.
Антоний опять настаивал на скорейшем выступлении России против турок. Царя же после мира с поляками занимали шведы:
– Заставьте короля шведского первым изъявить миролюбие, тогда увидим искренность союза с европейцами на турок. Унять неверных не менее вашего желаю. Жду из Европы широкого посольства об ополчении на султана. Пока же ни в какое обязательство войти не могу.
5 марта в первое воскресение Великого поста царь позвал Поссевина и иезуитов в Успенский собор на богослужение. Антоний догадался: царь хочет показать народу смирение латинян перед Православием. Не на словах, на деле клонят они главу, признают высшие древние уставы. Антоний и иезуиты не могли отказаться, пришли. На паперти царь пошутил:
– Смотри, Поссевин, как бы лютеране за тобой следом в храм наш не проскользнули!
Царь приготовил нунцию и иезуитам «подарок». В этот день должен был креститься в православие отрекшийся лютеранства немецкий проповедник Каспар и некоторые с ним. Вот Иоанн и намерился выставить Антонию образе. Не крестится ли в православие и легат?
Кидая взгляд на вежливую толпу купцов-протестантов и прочих, явившихся поддержать Каспара, папский легат отвечал:
– С лютеранами мы общения не имеем.
Воспользовавшись, что царь заговорил с придворными, Антоний и иезуиты бочком ускользнули прочь. Царь заметил, потер сухой старческой рукой лоб, сказал:
– Вольным воля!
Довольствовался крещением лютеран, с великолепием и продолжительностью митрополитом совершенным. Протестанты не смели жаловаться. Имели свою слободу на Яузе, подвязывались в ремеслах и художествах. Враги папства всегда принимались как братья меньшие, неразумные.
В последующие дни Антоний успел выпросить свободу восемнадцати испанским наемникам, бежавших с Азова от турок, в Вологде на дознании сидевших. 15 марта Поссевин уезжал. Государь дал ему на прощанье руку. Нунций поцеловал. Горькую жалость испытывал Антоний к сему несчастному человеку, прозябавшему посреди великой страны своей в темноте и невежестве. С легатом ехал в Варшаву, после - Рим гонец Молвянинов. Проводив папское посольство, царь тщательно вымыл душистым мылом руку, выпачканную католическим поцелуем.
Дождавшись отъезда Антония, Иоанн приказал собрать по тюрьмам да боярским,
В России долго запрягают, быстро едут. Отправляя Географуса в Англию для сватовства к королеве, царь ему наказывал:
– Будьте там с Писемским поважнее да посерьезнее. Шапки перед англичанами без толку не ломайте, не позорьте родины. У нас своя гордость. Не подстилка мы, чтоб ноги о нас вытирать. Вернетесь с честью, одарю суровое игрище поставить. С умом, поучением, смыслом. Без кривлянья недостойного. Можно из светской жизни, но с библейским смыслом. Поучись у англичан. Слышал, они на то мастаки. Надо нам крытый терем для представлений на Москве ставить.
Государь, по обыкновению, упрекал Географуса и скоморохов, что люди они праздные, за церковной оградой без отпевания батюшки хоронить их советуют. Пьянь, рвань, блудодейство беспрерывное, перемены жен и полюбовниц, плутоватая продажность всеобщая. Географуса задело оскорбление цеху. Ставя на кон поездку в Англию, он отчаянно отвечал, что театр таков, каков народ. А пьесу по возвращению поставит он достойную.
– Какую, юродец? – рассмеялся царь.
– Про старика-царя, который в безумстве единственного разумного наследника прибил.
Царь скуксился, но выходка скомороха оказалась прощеной. Однородные посылы всегда вызывали у царя разный исход.
11
Схватив осеннюю простуду в псковском лагере, Магнус уехал в столицу Ливонии Ригу. Он остановился в одном из принадлежавших ему домов, надеясь теплом камина и горячим глинтвейном разогнать тоску неудач. Но недомогание усилилось, и с каждым днем королю становилось хуже. Кашель вырывал серую гнойную мокроту. Лекари пользовали больного, все чаще отворачиваясь в бессилии.
Магнус умирал своевременно. Стефан Баторий не думал уступать ему Ливонию, желал управлять обретенной территорией сам, напрямую. Баторий не сдержал обещания, как не сдерживал его Иоанн. Магнусу отказывали вежливыми проволочками. Магнус диктовал Баторию многословные письма - с каждым разом ответ приходилось ждать долее, пока его не последовало вовсе. Подати уходили в Варшаву. Магнус мог содержать свиту, но не войско.
Магнуса постигла частая судьба младших королевских братьев. Претендент и неудачник, чересчур вознесшийся в замыслах, умерив желания, он мог бы и долее управлять островом. Честолюбие повлекло его далее. Обломав зубы о царя и короля, он проклял обоих. Со стыдом вспоминал унижения перед азиатским владыкой, чудовищным, кровожадным хамом, столь же неописуемо невообразимым, как двуглавая курица на его гербе.
Муки нереализованных стремлений убивали Магнуса. Он прекратил сношения с родиной. Не писал брату, спрашивавшему, когда ему ехать на коронацию. Больно, отвратительно было бы написать Фредерику, что никогда.
Подле оставалась верная любящая супруга, половина вздорно расчетливого брака. Тесть был злейшим врагом: Магнус не обещался бы Евфимии и не венчался бы на Марии, если бы не надежда обрести Ливонию. Страны он не получил, зато жена была. С ней мелькнул короткий остаток лет. Наследник умер, открыли – отравлен. В колыбели гулила дочь Евфимия, прозванная Марией по сестре. То, что муж предпочитал умершую, не скрывалось от Евфимии. Нетщеславная податливая натура, Евфимия создала из Марии семейный культ.